Реформа российской судебной системы буксует. Из выступления Президента РФ Дмитрия Медведева на встрече с членами Общественной Палаты стало понятно, что и главу государства не устраивают ни темпы реформирования, ни достигнутые результаты. Несмотря на высочайшее внимание к проблеме независимости судов, несмотря на все декларации, кардинальных изменений не происходит, не видно и признаков того, что в обозримом будущем проблему удастся решить.

В связи с этим актуальным остается традиционный вопрос – что делать? И какой должна быть стратегия нового витка судебной реформы?  Медведев обещает продумать механизмы корректного контроля судебной системы, который поможет снизить коррупциогенность судов, сделать их максимально независимыми от власти и зависимыми от общества.

Узловая проблема, на наш взгляд, заключается в чрезвычайно низком авторитете судов. По мнению президента, виноваты в этом все. Следовательно, и решать проблему необходимо всем миром!

"Русская болезнь"

"Необходимо будет предпринять усилия, чтобы суд приобрел надлежащее место в системе ценностей, подчеркиваю - не в государственной машине, а в системе ценностей, потому что суд - это ценностная категория", - сказал Медведев.

Отметим, что именно такого рода ценностные категории влияют на характер и поведение общества, а в комплексе именно эти  ценности формируют национальную идею. Существует версия, что недоверие к судебной системе самым непосредственным образом сказывается на качестве и продолжительности жизни граждан России – причем, даже тех, кто никогда не сталкивался с судом.

В последние годы американские ученые внимательно изучают т.н. "русскую болезнь": так демографы именуют чрезвычайно высокую смертность в нашей стране, уровень которой не соответствует экономическому статусу России. Симптоматика "русской болезни" напоминает депрессию, от которой страдает все общество, едва ли ни на генетическом уровне.

Как отмечает экономист Игорь Юргенс, ряд резонансных несправедливых приговор судов (к числу которых он причисляет второй срок Ходорковскому) существенно усугубил в обществе состояние "ипохондрии". "Пессимизм, неверие в возможность перемен, ипохондрия уже стали национальной доминантой. Самое тяжелое следствие этого - "утечка мозгов", - отмечает Юргенс.

Ученые пришли к выводу, что излечение нации невозможно без кардинальных перемен в отношении людей к своей жизни. А для этого  необходимо дать им ощущение защищенности. Очевидно, что решать эту задачу должны правоохранительные органы и судебная система. И ученые прогнозируют, что промедление в реформировании этих институтов способно в ближайшие годы обречь Россию на роль одного из самых малонаселенных и нездоровых регионов мира.

Сложность ситуации заключается в том, что по гипотезе Джеймса Фаулера и Николаса Кристакиса (описанной в журнале "Сноб"), механизмы влияния "русской болезни" действуют на уровне подсознательных представлений о норме и обмене поведенческими сигналами. Как, например, оказавшись за столом рядом с очень прожорливыми людьми, люди воспринимают поведение окружающих как норму и стремятся ей соответствовать.

Согласно опросам "Левада-Центра", проведенных в 2010 году, большинство россиян полагают, что российские суды (речь о судах общей юрисдикции) значительно коррумпированы. 56% опрошенных (в 2010 году) уверены, что служащие этих судов берут взятки "очень часто" и "довольно часто". При этом непосредственный опыт столкновения с коррупцией в судах есть у настолько малой доли опрошенных, что она (их процентная величина) граничит с математической погрешностью: 3% сталкивались с подобными ситуациями сами, у 7% в таких ситуациях оказались родственники. Т.е. для абсолютного большинства граждан источниками сведений о коррумпированности судов выступают разговоры со знакомыми ("сарафанное радио") и сообщения в СМИ (Интернет, электронная и печатная пресса).

При этом большинство россиян (45%) заявили, что в случае возможности решить их проблему в суде нелегальным образом, они готовы пойти на нарушение закона.

Чем чаще граждане, даже законопослушные,  сталкиваются с "неправосудностью правосудия", с откровенно необъективными решениями судов и вольным толкованием законов, тем активнее они сами начинают прибегать к противоправным методам решения своих проблем, принимая нарушения закона за естественную поведенческую норму.

Судебная контрреформа

Очевидно, что Россия сейчас находится в очень выгодном историческом положении. Нам не надо ничего изобретать – надо просто оглянуться на ошибки предшественников. Достаточно вспомнить хронологию проведения важнейшей судебной реформы ХIХ века, чтобы понять, как лечить болезнь в начале века ХХI.

В 1864 году Александр II предпринял попытку "возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние и которое должно быть постоянным руководителем всех и каждого от высшего до низшего". Для реализации этой задачи в уголовном процессе был создан суд присяжных, введены принципы гласности, состязательности, права на защиту, а также понятия презумпции невиновности. Кроме того, был учрежден мировой суд, в судах было введено выборное начало, судебная власть была отделена от административной, в судебную систему пришли профессионалы.

Однако уже к восьмидесятым годам позапрошлого века стало понятно: в любой серьезной реформе главный камень преткновения – инерция старых кадров. Они не способны полностью отказаться от прежних, привычных и отшлифованных многолетней практикой, методов. Они не в состоянии решительно перешагнуть через прежние договоренности и обязательства – как внутрикорпоративные, так и политические. И эта сеть настолько крепко опутывает старые кадры, что практически неизбежно реформа сменяется контрреформой.

Через полтора десятилетия после судебных реформ Александра II были приняты законы, ограничивающие судейскую несменяемость, вводящие дисциплинарную ответственность чинов судебного ведомства. Следующей мерой была ограничена гласность судопроизводства, затем сократили юрисдикцию суда присяжных, сужены рамки действия института мировых судей, профессионалов заменили на сословных представителей.

Судья в отставке, бывший Председатель Московского областного суда Светлана Марасанова полагает, что контрреформы были обусловлены еще и тем, что "суд, опережая в своем развитии основные политические институты самодержавия, вступил с ними в противоречия". Переломным стало "дело Засулич", после которого судебная система снова стала обслуживать интересы власти, граждане лишились возможности найти в суде защиту, что поспособствовало развитию революционной ситуации и подготовило почву для событий 1917-го года.

Спираль истории вернулась в исходную точку в 1991-м году. Тогда был принят "Закон о статусе судей в РФ", провозгласивший их независимость и несменяемость. Был возрожден суд присяжных, появилась мировая юстиция, приняты новые судоустройственные и процессуальные законы и т.д.

Однако незамедлительно сработал социальный закон, сформулированный американским экономистом Дугласом Нортом: если новые институты слишком отличаются от ранее выработанных норм и ценностей, то они не будут работать. Вероятно, как раз в этом следует искать объяснение тому, что произошло с демократическим реформированием судебной системы в дальнейшем.

После 2002-го года были приняты законы, ограничивающие статус судьи, введена их дисциплинарная ответственность, в систему суда присяжных и мировую юстицию внедрены новации, существенно ограничивающие их возможности.

Согласитесь, все это очень напоминает ход контрреформы в конце XIX века. И если верховная власть в России всерьез заинтересована в реформировании судебной системы, то она должна честно признать, что сегодня мы наблюдаем именно контрреформу!

И – уже за рамками аналитического правового обзора  –  нам придется констатировать, что специфика исторического момента вызывает тревожные мысли. В обществе царит тотальное недоверие, градус агрессии становится все выше. Граждане, чем дальше, тем острее, ощущают свою беззащитность. В государстве, которое не в состоянии справиться с острейшими проблемами, в стране с вопиющим экономическим и социальным неравенством, это может привести к серьезным потрясениям. Не станут ли такие потрясения чрезмерной платой за нерешительность и непоследовательность в проведении судебной реформы?

Противостоять контрреформе можно, только отчетливо понимая ее природу и корни. Принято считать, что главная болезнь судебной системы -  высокий уровень коррупции и критическая зависимость одной ветви власти, судебной, от другой – исполнительной. В действительности же, на наш взгляд, эти проблемы вторичны. Они суть лишь следствия наследственного порока отечественной судебной системы – ее патологически репрессивного характера.

Очевидно, что "подгонка" судопроизводства под нужды карательных и правоохранительных органов, госбезопасности, прокуратуры - это вовсе не рудимент советской эпохи. Она продолжается! Так, почти незаметно, произошла реставрация принципиально важного института доследования в уголовном процессе. Суть ее, напомним,  в том, что подсудимого практически лишили шансов на положительный исход дела. Если на суде становится очевидным, что доказательства защиты сильнее и убедительнее доводов обвинения, дело возвращают следственным органам "на доследование". И оно может продолжаться сколь угодно долго, вплоть до того момента, когда суд сочтет собранные доказательства достаточными для вынесения обвинительного приговора.

А ведь такой, карательный, институт доследования  исчез из Уголовно-процессуального кодекса еще в 1960 году. А спустя почти полвека, уже в 2002-м году появилась лазейка в виде статьи 237. Судья получил возможность вернуть дело прокурору на пять дней по одной из пяти технических причин: обвинительное заключение составлено с нарушением требований УПК, или его копия не была вручена обвиняемому; появилась необходимость в применении принудительных мер медицинского характера; необходимо соединить в одно дело разные уголовные дела; при ознакомлении с материалами дела обвиняемому не были разъяснены его права. При этом пункты 4 и 5 статьи 237 особо отмечали, что новые доказательства собирать или приобщать к делу запрещено.

И вот в 2008-м году в статью были внесены поправки, ликвидировавшие какие-либо ограничения по сроку возвращения дела на доследование: дело может лежать у следователей бесконечно долго, а обвиняемый будет это время сидеть в СИЗО. Также утратили силу части 4 и 5, которые не разрешали следствию снова собирать доказательства. Вывод: мы вернулись в пятидесятые годы прошлого века.

Остается лишь надеяться на люстрацию, пусть запоздалую, но необходимую. Обновление кадрового состава судов поможет минимизировать контрреформу: новые кадры будут лишены груза привычек, обязательств и неформальных договоренностей как внутренних, так и с влиятельными фигурами на политическом и криминальном полях.

Общественный инфантилизм

С началом нового столетия сам термин "правовое государство" был в России принципиально переосмыслен. Со времен Просвещения забота о правах человека трактовалась как инструмент защиты граждан от государственного произвола. В России же эта идея была переосмыслена: государство позиционируется как отеческая фигура, заботящаяся о всеобщем благе, априори олицетворяющая доброе начало.

Но такой подход таит серьезные риски: дарованные властью права могут рассматриваться как преходящие и потенциально упраздняемые. Давно известно: в сфере личных прав закон, основанный на воле государства, препятствует развитию государства, основанного на законе.

Аналогичная логика была автоматически принята и нашей судебной системой. В ней государственным мужам отводится, как правило,  непогрешимая роль. В результате, по статистике, почти 90% исков чиновников к предпринимателям заканчивается победой государства в арбитражном суде. И это приводит к тому, что в психологии общества превалирует пассивные и скептические настроения: по данным опроса 2009 года 63% граждан уверены, что нынешний российский суд не способен защитить рядового гражданина от произвола со стороны государства.

Парадоксальность сложившейся ситуации еще и в том, что большинство россиян видят источник правонарушений в государстве. И при этом сопоставимое  большинство уверено: человек в России не может существовать без государственной опеки. В интересах госбезопасности (борьбы с угрозой терроризма, фашизма, "оранжевой угрозы", распада страны и пр.) сами граждане готовы делегировать государству полномочия судить строго и пристрастно (доказательством чему служит ограничение сферы деятельности суда присяжных).

Слабость гражданского общества, неспособного существовать как независимый от государственной власти организм, влечет за собой неразвитость ценностей и установок, которые в нормальных условиях позволяют правовой системе функционировать бесперебойно и которые, собственно, и должны быть гарантией отправления независимого правосудия.

Сдерживающие факторы

Если самосознание социума развито слабо, то  остается рассчитывать на три правовых института, исторически призванных сдерживать судебный произвол в уголовном процессе: адвокатуру, независимую прессу и присяжных заседателей. И ограничение их возможностей – очевидно говорит о попытках ужесточить контроль над судами.

Под предлогом государственной тайны, безопасности участников процесса или вовсе без повода прессу легко и непринужденно отлучают от судебного процесса, закрывая судебные заседания. Закон – позволяет! Сложнее урезать в правах адвокатуру, поскольку попытки системного воздействия на адвокатов наталкиваются на грамотный и юридически обоснованный отпор. Поэтому представителей адвокатуры вынуждают участвовать в коррупционных механизмах наравне с судьями.

Присяжными заседателями также успешно манипулируют, подбирая их на конкретное дело в нужном составе, отстраняя по надуманным предлогам, составляя "черные списки"… Однако ни один из этих методов, как показала практика, не дает стопроцентной гарантии. И в конце концов, было решено вовсе отменить суд присяжных при рассмотрении дел о терроризме, захвате заложников, организации незаконных вооруженных формирований, массовых беспорядках, государственной измене, шпионаже, насильственном захвате власти, вооруженном мятеже и диверсии. То есть, заметим, как раз по политически мотивированным делам.

Мессианская роль суда присяжных

Причины принятия такого решения, вероятно, станут предметом исторического расследования через несколько лет. О ее потенциальных результатах мы можем судить по любопытной истории принятия нормы об отнесении дел, содержащих сведения о государственной тайне, к компетенции суда присяжных.

Перед принятием закона в 2003 году думский комитет по законодательству совместно с администрацией президента РФ провел мониторинг. Его результаты были резюмированы в официальном отзыве правительства: "Проект обеспечивает совершенствование правоприменительной практики".

Однако через пару лет депутаты вдруг обнаружили, что участие присяжных в рассмотрении дел, содержащих сведения о гостайне, "существенно снижает эффективность механизма ее защиты". На чем основывается данное суждение – неизвестно: судебной статистике неизвестно ни одного процесса по обвинению присяжных в нарушении подписки о неразглашении сведений о гостайне, в пояснительной записке к законопроекту таких фактов также приведено не было.

Зато судебная статистика отчетливо показывает, что единственный шанс обвиняемого на оправдательный приговор – это суд присяжных, в котором за 2009 год было вынесено 18,7% оправдательных вердиктов (для сравнения, в целом суды за тот год вынесли 2,4% оправдательных приговоров). Неудивительно, что около 20% обвиняемых ежегодно заявляют ходатайства о рассмотрении их дел с участием присяжных.

Проводимая в стране судебная контрреформа лишает существенную часть подсудимых такой возможности, притом, что основной целью и приоритетной ее задачей изначально было обеспечение каждому лицу права на судебную защиту. Ограничение юрисдикции суда присяжных можно расценивать как нарушение конституционного права гражданина России на справедливое рассмотрение дела беспристрастным и независимым составом суда, ведь на формирование состава коллегии присяжных могут повлиять заинтересованные участники процесса.

Возможно, именно поэтому, согласно озвученным Медведевым результатам опроса в Твиттере, 80% интернет-пользователей не верят в справедливость суда. При таком отношении граждан к суду становится очевидным, что только профессиональный суд (без присяжных)  не может способствовать укреплению авторитета судебной власти и повысить доверие к правосудию. Суд присяжных необходим не только обществу, но и судебной системе, если, конечно, ее представители готовы к реформам не на словах, а на деле.

Бесспорно, суд присяжных в России далеко не совершенен. Но ведь и многими другими демократическими инструментами мы пользуемся неумело, но стремимся ими овладеть. Предъявлять претензии к суду присяжных по поводу вынесения неправильных приговоров – это примерно то же самое, что критиковать избирательное законодательство за приход к власти не тех депутатов и партий. Сами по себе институты ни в чем не виноваты – проблема в профессионализме тех, кто не может, или не хочет научиться эффективно ими пользоваться.

Когда суды присяжных оправдывают убийц-националистов или террористов на Кавказе, может, для начала подумать об адекватном отборе присяжных заседателей, а не ограничивать сферу деятельности таких судов, и уж тем более не ликвидировать их как институт? Ограничение сферы деятельности института приводит к его девальвации, в результате чего он перестает работать.

А вот усиление роли суда присяжных могло бы придать судебной реформе необходимое ускорение: давно подмечено, что из всех функций, присущих государству, лишь правосудие не может усиливаться без возрастания гражданской активности. И непосредственно почувствовать свою сопричастность к развитию судебной системы человек может только в суде присяжных.

Законная коррупция

Судебная реформа пересекается с другим программным пунктом президентства Медведева – противодействием коррупции. Свою обеспокоенность отсутствием ощутимых результатов в таком противодействии президент сформулировал так: "Мы что не знаем, что судьи взятки берут?! Берут. Но кого проще поймать за руку - милиционера или судью? Конечно, милиционера, следователя, прокурора, государственного гражданского служащего. Судью пойдите поймайте", - заявил Медведев.

В связи с этим предлагается восстановить и упростить ведение оперативно-розыскных мероприятий в отношении судей правоохранительными органами. Фактически это означает снятие иммунитета с ряда категорий судебного сообщества. Также в ближайшее время возможно ужесточение уголовной ответственности для судей за принятие неправомочных решений: сейчас она существует, но сложный порядок возбуждения дел против судей делает эту норму неработающей.

Другой вариант решения проблемы вспомнил адвокат Анатолий Кучерена. Он предложил ужесточить инициированные президентом поправки к УК о введении кратных штрафов за взятки, сняв верхний предел штрафа, который пока предлагается сделать в размере 300 миллионов рублей.

Позволим себе предположить, что ни одна из предложенных мер в нынешней ситуации не сработает! Судебная коррупция ведь зиждется не на плечах отдельных злодеев – "черных судей". Все гораздо плачевнее – можно смело утверждать, что сам институт суда сегодня превратился в бизнес.

Судебная система придумала много способов отъема денег, причем большая часть из них находится в легальных рамках. По словам адвоката Игоря Трунова, "судьи встроены в криминальные схемы и сообщества, опосредовано имеют доли в предприятиях на "своей" территории, через подставных лиц владеют коммерческими структурами".

Выстроены и схемы работы судов с "заказчиками" через посредников: у многих есть поблизости аффилированное юридическое бюро, фильтрующее клиентов по материальному принципу. Чаще всего связь судьи с потерпевшим, истцом, ответчиком или подсудимым осуществляется через адвокатов. Вследствие чего успешная работа адвоката невозможна без коррупционных связей с судейским сообществом.

Судейский бизнес

Зачастую судья берет взятки за абсолютно законные решения. Рычаг давления в этом случае – скорость рассмотрения дела, особенно, если человек при этом сидит в СИЗО.

В последние годы создалось впечатление, что судебная система в нынешнем виде устроена еще и для того, чтобы вести с подсудимым деловые переговоры. Продержали владельца сети "Арбат Престиж" в тюрьме и отпустили без суда. Идентичная история произошла с Василием Бойко – владельцем компании "Вашъ финансовый попечитель" и строителем "Рузской Швейцарии".

Для чего нужен этот год в тюрьме, кто был в нем заинтересован? Следственные органы, бросившие все силы на сбор улик, опрос свидетелей? Или адвокаты, которые вели переговоры по передаче собственности предпринимателей и крупных сумм откупных за их свободу?

И ведь это не просто отдельные случаи, можно говорить, что в России сложилась налаженная схема. Таким же образом просидел год в тюрьме и был отпущен без суда Сергей Сторчак – один из ближайших соратников министра финансов Алексея Кудрина. Таким образом, судебная система заточена не только под выполнение задач извлечения крупной  прибыли, но при случае становится мощным политическим инструментом. Сейчас этот инструмент находится в монопольном пользовании верхушки власть имущих слоев, фактически являясь актуальной эманацией скипетра и державы – т.е. передающегося по наследству символа власти.

Герметичность судебной системы

Сложно не согласиться с судьей в отставке, бышим зампредом  Конституционного Суда РФ Тамарой Морщаковой, которая называет основной проблемой судебной системы не столько коррумпированность судей, сколько их зависимость от власти.

Эта проблема широко и заинтересованно обсуждается, и, вроде бы, ни у кого не вызывает сомнений, что решать ее необходимо. Однако, декларируемая на самом высоком уровне борьба за независимость суда не помешала на практике фактически  отменить выборы председателя Конституционного суда и его заместителей.

При этом мало кто связывает зависимость судебной власти от исполнительной с закрытостью судебной системы. Между тем, именно ее герметичность не позволяет понять причины многих деструктивных явлений. И уж тем более, удалить больные элементы (например, уволить явно коррумпированных судей), позволяя заинтересованным лицам дальше манипулировать ими.

Судебная система, сформированная по принципу замкнутого круга, в котором корпоративная солидарность стала главным принципом, оказалась без внешнего контроля. Пожизненность, несменяемость судей в таких условиях создает предпосылки для злоупотреблений судейской защищенностью. Об этом  на прошлой неделе упомянул президент: "Корпоративная закрытость полная! (…) мы создали железобетонную корпорацию и, к сожалению, эта корпорация не способна до полной степени к самоочищению… Если бы она могла сама изгонять тех, кто нарушил закон, то, может быть, это было нормально, но, к сожалению, она сегодня это делать не может", - констатировал Медведев.

Для исправления ситуации необходима корректировка базовых законов о судоустройстве в России – в первую очередь, касающихся работы квалификационных судейских коллегий. Очевидно, в них надо до минимума сократить присутствие самих судей и пересмотреть порядок обжалования их решений судами.

Система квалификационных комиссий сегодня занимается не очисткой судебного сообщества, а как раз является механизмом, за счет которого формируется судейская вертикаль. Это вертикаль, которую можно назвать так: "берешь – часть отдаешь". Она же встроена в систему власти, передавая команды от административных ветвей власти.

Морщакова утверждает, что "у нас нет независимых судей, потому что они находятся под очень сильным влиянием председателей судов, очень широки основания для лишения должности". В связи с этим, кажется очевидным, что вопросы лишения статуса должны решаться иначе. Это должен быть или импичмент, или самостоятельная процедура, которую могли бы осуществлять органы, состоящие из судей, но не из тех судей, которые еще рассматривают гражданские и уголовные дела и по этим делам полностью находятся под властью соответствующих судебных начальников.

Надо решительно отказаться от рассмотрения дел в кассационной инстанции по зональному принципу. Ведь сейчас за каждым членом вышестоящей инстанции закреплено определённое количество районов, городов, областей. И в случае обжалования судебного решения,  дела попадают именно к "куратору" территорий. При такой организации зачастую происходит сращивание судей "верхов" с судьями "низов", появляется панибратство.

То есть, должны быть организованы судебные апелляционные инстанции по специальным судебным округам, а не по районам, субъектам федерации, чтобы не было спайки между судами и местной властью.

Спектакль без зрителя

Большие надежды на качественный скачок в проведении судебной реформы связывались с транспарентностью судебных решений. 1 июня 2010 года вступил в силу Федеральный закон 262, предписывающий выкладывать в открытый Интернет-доступ судебные решения, материалы дела, биографии судей. Предлагалось даже по примеру США ввести полную прозрачность вынесенных судебных решений.

Сегодня, наблюдая, как работает новый закон на практике, мы можем сделать вывод: единичные успехи не могут перевесить, а уж тем более, сломать устоявшиеся традиции. Самой по себе транспарентности не достаточно, так же, к примеру, как и деклараций о доходах чиновников, которые они аккуратно заполняют. Уже полгода в Сети на официальных сайтах судов публикуются судебные документы, в которых очевидно проглядывается неправосудные решения. Однако, никаких последствий обычно это не имеет.

Это, конечно, вовсе не означает, что транспарентность – бесполезная вещь. Но оказать существенное воздействия на откровенную безнаказанность она не способна. Транспарентность может довести работу системы до совершенства, но не внести коренной перелом в узловые принципы ее работы – для этого требуются более жесткие методы.

Сегодня в судейском сообществе есть внутренние механизмы, которые позволяют эффективно избавляться от неугодных судей. Благодаря системе взаимных договоренностей и круговой поруки судебная система остается практически герметичной. Возможность внутреннего бунта или объективного внешнего расследования практически сведена к нулю.

Потребность в герое

Убедиться в этом можно, например, предприняв попытку найти биографии судей. Несмотря на то, что ФЗ-262 действует уже более полугода, общество практически ничего не может узнать о судьях. В открытом доступе можно найти биографии, которые настольно малоинформативны, что обычное резюме на их фоне воспринимается как художественная литература.

Самое интересное, что это абсолютно законно: иные сведения о судьях, помимо фамилий, могут публиковаться только с их согласия. Если сведения, характеризующие профессиональную карьеру судьи (возраст, образование, предыдущие места работы, стаж…), публиковать не обязательно, возникает вопрос, как тут можно говорить о прозрачности процедуры назначения судей.

Впрочем, не совсем понятно, найдутся ли у этих биографий читатели. "Ведомости" недавно процитировали известного канадского правоведа Питера Соломона, который отметил, что в российской правовой культуре судья не является значимым героем, поскольку он не творит право или справедливость, а только применяет букву закона. Нет героя — нет биографии.

Закон, действительно, не может обязать публиковать биографические данные. Зато в этом должна быть заинтересована сама судейская корпорация — ведь это будет способствовать и установлению определенных профессиональных стандартов, и укреплению авторитета судов. Кроме того, биографии судей могли бы транслировать профессиональному сообществу его ценностные идеалы. А общество смогло бы, наконец, ответить на один из классических русских вопросов: а судьи кто? Может, найденный ответ на сакраментальный вопрос повысит и уровень доверия к судебной системе?

Родословная судей

Еще один вопрос, который должен сегодня волновать и власть, и общество: кто придет на смену судьям, которые сегодня работают? В России нет специализированных вузов или школ, которые готовили бы судей, из-за чего они набираются из других профессиональных сообществ, чьи ценности и накопленные социальные связи переносятся на новое место службы.

Процедуры отбора и назначения судей таковы, что прокуратура и ФСБ имеют возможность фильтровать кандидатов. Экспертные опросы говорят о том, что за минувшие два десятилетия новейшей истории России прокуратура и милиция делегировали из своих рядов значительную долю судей. А  вот бывших адвокатов, например, там ничтожно мало (примерно каждый десятый). Обосновывается этот факт просто: дескать, близость адвокатов к преступному миру будет мешать им в отправлении правосудия. Между тем, ни у кого в России не вызывает нареканий клонирование навыков прежней профессии прокурорскими работниками. А  Европейский суд по правам человека причисляет это к нарушениям независимости суда.

Высокая доля представителей бывших прокурорских работников в судейском корпусе говорит о факте наличия тесных  связей между судом и прокуратурой, выходящих  далеко за рамки формальной профессиональной деятельности.

Во-первых, претендент на должность судьи проверяется не в последнюю очередь через прокурорские каналы в силу статьи 19 ФЗ "Об органах судейского сообщества в РФ", где сказано, что ККС субъектов РФ организуют проверку достоверности биографических и иных сведений, представленными кандидатами на вакантные должности. Кроме того, многие судьи назначаются в районные суды в тех местностях, где они ранее работали в прокуратуре. И это очевидным образом сказывается на их заинтересованности и благожелательности к бывшим сослуживцам.

Таким образом, большинство новых судей из прокурорской среды остаются послушными винтиками репрессивной системы, забывая о принципе беспристрастности суда.

Демократия в суде

Кардинальная проблема судебного сообщества – демократичность. Все эксперты сходятся на том, что есть потребность  в ротации председателей судов и реформе квалификационных комиссий. Причем, сделать это совсем не сложно.

Конституцией РФ и рядом Федеральных законов определены требования, предъявляемые к кандидату на должность судьи. Однако порядок такого назначения не разработан и в этих законах прописан весьма схематично. Таким образом, отсутствие внятной системы в кадровой политике судебной власти, да еще и бесконтрольность чиновников неизбежно приводит к злоупотреблениям.

Процедура назначения на должность судьи, председателя, заместителя председателя многоступенчата, достаточно длительна, поскольку связана с многочисленными проверочными мероприятиями, но в некоторой степени прозрачна до момента поступления материалов в Управление Президента РФ по кадровым вопросам и государственным наградам. Вот здесь, по словам самого президента, и начинается произвол.

Выступая на Съезде судей РФ, Медведев сказал, что ему известно, каким образом определенные органы собирают сведения о людях и в этом вопросе в отношении кандидатов в судьи нельзя допустить произвола, а все собираемые сведения должны быть доступны людям, которых они касаются. Однако эти слова возымели обратное действие, все процедуры в этом учреждении не только не стали прозрачными, они оказались еще более закрытыми.

Активно распространилась практика повторных проверок на уровне необоснованных слухов, то есть, без конкретных фактов и убедительных доказательств. Стал повсеместным вызов на беседу всех кандидатов в судьи, председателей и заместителей председателей судов, в ходе которой, по словам отдельных председателей судов, делались прозрачные намеки на необходимость соблюдения "государственных интересов", в случае обращения этих чиновников по конкретным делам.

Выражаясь шахматным языком, ситуация похожа на цейтнот. Для продолжения конструктивной реформы остается только два возможных варианта "хода". Либо внедрение максимально демократической системы выборности судей, либо пожизненное их назначение Федеральным собранием –  безо всякого участия президентской Администрации и Правительства. В любом случае, максимально прописанные процедуры выборов и назначения должны быть закреплены в законодательных актах.

Наконец, существует третий вариант. Он прямо вытекает из утверждения Медведева: "Надо сделать все, чтобы суд был максимально независимым от властей и в то же время абсолютно зависим от общества". Эти слова президента можно реализовать буквально: избирать судей путем открытого голосования (как в некоторых штатах США избирается шериф).

Между прочим, такое предложение базируется на конституционных положениях, в частности, провозглашающих народ единственным источником и носителем власти. Избираемая народом судебная власть уж точно будет пользоваться его доверием и получит шанс стать независимой от госорганов.

По словам экспертов, мировое сообщество все больше поворачивается лицом к этой концепции. Ведутся теоретические проработки, тема обсуждается на конференциях. Обсуждение такого подхода, между прочим, шло во время известной правовой реформы 1864 года.

Перспективы

Если никаких радикальных шагов по перезагрузке судебной реформы в ближайшее время предпринято не будет, нам остается уповать только на эгоистичный интерес власти: когда неформальные договоренности, содержащие гарантии политической элите со стороны преемников, станут менее стабильны, чем правовая защита. Это возможно только в случае реальной политической конкуренции, что невозможно без гражданской активности.

Пока же общество держится за признаки стабильности и призраки договоренностей (проявление той самой "русской болезни" - заимствование привычек доминирующего класса). Объективно оценивая положение дел с правами, законностью и судами, большинство россиян уверено, что сами они при случае сумеют выкрутиться. В прошлом году 45% россиян заявили: если их проблему в суде можно будет решить нелегальным образом, они готовы пойти на нарушение закона, еще 15% обдумывают такую возможность.

Между тем, важнейшим ресурсом любой реформы является личная заинтересованность в ее результатах как можно более широких слоев населения. Так, самой успешной реформой в России за последние двадцать лет стало совершенствование судебной системы по защите прав потребителей. Это та ситуация, которая смогла сплотить все слои общества. По словам экономиста и правозащитника  Александра Аузана, "бывали случаи, когда судьи сами увеличивали суммы выплат по искам – потому что они тоже считали себя частью потребительского общества".

До тех же пор, пока судьи и доминирующая часть социально активного населения не начнет себя считать частью правового общества, успешная реформа судебной системы будет возможна только путем шоковой терапии – диктаторских действий верховной власти. А такое лечение может как мгновенно поставить больного (коим сегодня является судебная система) на ноги, так и столь же быстро добиться летального исхода.