Аркадий Смолин, специальный корреспондент РАПСИ

Судебная тяжба между Лидией Леоновой и Юрием Шевченко по поводу компенсации ущерба от ремонта в квартире "Дома на набережной" окончательно уходит из правовой плоскости в псевдополитическую. СМИ и блогеры все силы тратят на поиски дьявола за спиной истицы, хотя он традиционно прячется в деталях.

Любому профессиональному режиссеру известно, что эпатаж в постановке может преследовать две цели. Встряхнуть людей, чтобы дать им возможность посмотреть на проблему свежим взглядом, вывести зрителей из шаблонного мышления. Либо же, наоборот, подавить мыслительные способности припадками гнева, возмущения, бессилия.

Аналогичным образом эпатаж используется и в политической, а также в коррупционной или мошеннической практике. Первый вариант эпатажа позволяет канализировать активность интеллектуалов, навязав им чересчур прогрессивные требования, попросту непонятные людям, не входящим в их круг.

Зачастую эта политическая игра получает развитие в преступном бизнесе, использующем второй вариант эпатажа. Идеи гражданской критики доводятся до абсурдного предела, сводятся к конкретным персонам. Персонализация же зла, по определению, превращает окружающее их пространство в "слепое пятно" для общественного контроля.

Судебный процесс между Леоновой и Шевченко развивается по принципам игры в наперстки. У общества появился шанс увидеть без искажений корневую формулу, которая определяет всю работу коррупционного механизма. Вместо этого все внимание уделяется таким декорационным атрибутам как темная сторона судебной системы и призрачное присутствие патриарха. Возможно, возмущение этими деталями и не лишено оснований, но болевая точка мошеннического механизма находится явно в другом месте.

Тратя силы на критику судей и главы РПЦ, мы лишь получаем вместо кристально чистого юридического прецедента (между прочим, это, по сути, провал коррупционной машины) желтый скандал. Чтобы разобраться, что мы в результате теряем, надо углубиться в историю.

Коррупционное упрощение

После разгрома МММ в России наибольшую прибыль стала приносить коррупционная стратегия отъема и перераспределения недвижимого имущества по мизерным ставкам. Эта крайне эффектная и эффективная схема динамично эволюционирует уже более пятнадцати лет. Недостаток у нее только один: обороты слишком велики, чтобы их можно было скрыть от общества. Мошенничество всегда на виду. В критической ситуации от разоблачения спасают скандалы. Чаще всего политического характера.

Крайне занимательно проследить процесс эволюционирования этой, в своем роде, "национальной идеи" (аналогов ей за рубежом практически нет). Факты всем хорошо известны, поэтому легко сконцентрироваться на изменениях в философии коррупции, смене приоритетов и вычленении наиболее эффективных инструментов.

Все началось с максимальных ставок. В середине девяностых на залоговых аукционах государственная промышленность была дарована придворным олигархам. Этот процесс был слабо закамуфлирован под защиту отечества от скупки иностранными магнатами, превращения России в западную колонию.

Следующим удачным этапом (опустим несколько переходных экспериментов) стали земельные аукционы. Большая часть элитных земельных участков (в том числе лесных, заповедных и прочих не предназначенных для продажи и частного использования) была распродана на торгах, результаты которых расписывались до их начала. То есть исход и модель коррупционного распределения ресурсов сохранилась, однако внешняя форма приняла цивилизованный вид под давлением контролирующих органов и судебной системы.

Эта схема интересна тем, что на самих торгах законы обычно не нарушались. Коррупционный отсев был выведен за их границы, проводился на этапе приема заявок. Впоследствии схема была усовершенствована благодаря подконтрольным СМИ, которые публиковали информацию о торгах таким образом, чтобы ее почти невозможно было найти. Потенциальные претенденты на участки узнавали о торгах, лишь когда истекали сроки подачи заявок. Тем самым правовые формальности оказывались соблюдены. При этом внимание общественности от несовершенства самого механизма торгов удавалось отвести благодаря публичным скандалам между участниками торгов, которые периодически менялись ролями.

Следующим прорывом в эволюции идеи стал перевод процедуры безальтернативных аукционов на промышленный поток. Институализация коррупционной схемы. Для реализации этой цели была использована процедура госзакупок. Усовершенствование идеи заключается в том, что внутри эффективного правового инструмента было образовано несколько герметичных групп, куда входили как заказчики, так и подконтрольные им исполнители. Участники почти не менялись, как в НХЛ или НБА. При этом попасть в лигу теоретически имел шанс любой, но для этого требовалось соблюсти огромное число формальных условий.

Тем самым отпадала всякая потребность в нарушении законов (благо, пробелов в их формулировках оставлено с избытком). Теперь уже не только фасад, но и механизм взаимоотношений коррупционеров формально соответствовал почти всем отечественным и западным правовым канонам. Возможно, именно кажущееся совершенство этой схемы и привело к сбою. Участники пренебрегли подстраховкой в виде скандального тумана, скрывающего детали сделок. Хуже того, они попытались легализовать свой коррупционный бизнес, придав ему транспарентный характер. Торги были выведены в Интернет. Чем это закончилось, хорошо известно каждому блогеру.

Допустив промашку с госзакупками, коррупционная мафия (такой термин представляется обоснованным, поскольку доступ к перераспределению крупных финансовых потоков и недвижимого имущества имеет весьма ограниченный круг лиц) пошла на революционную смену акцентов и приоритетов. Ставка, судя по всему, была сделана на институты нижнего звена, которые обычно оказываются вне поля зрения СМИ, а большая часть общества вовсе может не знать об их существовании.

Легализация коррупции

Возьмем, к примеру, институт оценщиков. В отличие от Западной Европы и США в России отсутствует жесткое законодательное регламентирование действий оценщиков. Внутрицеховые нормативные документы составлены таким образом, что оценщики могут заниматься, по сути, свободным творчеством.

Наглядный пример – оценка стоимости квартиры. В нормативах прописан приоритет "затратного метода" оценки. Суммируются траты на строительство: материалы, транспортные расходы, зарплата, налоги – все расходы, которые произведены, чтобы этот дом (и как часть его - квартиру) построить. Также необходимо учитываться инфляцию, удорожание строительных конструкций, износ и т.д.

Однако на практике цена обычно определяется из соотношения спроса и предложения. Поскольку спрос – понятие весьма субъективное, оценщик получает возможность назвать любую цифру.

Ситуация усугубляется особенностью нашего налогового законодательства. Сегодня любая сделка с объектом недвижимости, который находился в собственности гражданина менее трех лет, влечет за собой необходимость уплаты налога. Чтобы меньше платить государству многие собственники стремятся к занижению цен, указываемых в договорах. В результате искажаются критерии и для работы других оценщиков.

Соответственно, при необходимости передать какую-либо недвижимость в виде взятки или благодарности достаточно оценить ее по мизерной цене. Аналогичная схема может быть использована для отъема жилплощади. Что самое замечательное в этой схеме – каждый участник действует в формальных рамках закона.

Если одна из сторон оспаривает занижение стоимости, пристав привлекает независимого оценщика. Причем результат его работы направляется судебному приставу как должностному лицу, потребовавшему проведения оценки. Поэтому о результатах оценки стороны узнают лишь из постановления пристава. Контроль за работой и мотивами оценщика законом не предусмотрен.

Теоретически бороться с мошенниками, использующими теневых оценщиков, возможно, если не отвлекаться на давно отработанное средство камуфляжа – скандал с политическим оттенком. Нельзя забывать, что личные качества судей, адвокатов и прокуроров, отношения и связи истца и ответчика в этой разновидности дел имеют минимальное значение. Кащеева игла спрятана в непритязательной скорлупе работы оценщиков и приставов.

Гениальность новейшего достижения коррупционной мысли заключается в том, что сама судебная система превращена в средство легализации преступления. При этом никакой вины судей в этом нет. Даже при желании помешать мошенничеству судья оказывается перед выбором: превращать дело в волокиту (посылая раз за разом имущество на новую оценку) либо же, соблюдая букву закона, содействовать работе коррупционного механизма.

Дело без патриарха

Возьмем для наглядного разбора белые пятна в споре Леоновой и Шевченко.

Иск подан на основании ущерба от ремонта. Наличие пыли в квартире Леоновой Шевченко не отрицал. Кроме того, было зафиксировано вмешательство в несущие конструкции дома, что считается серьезным нарушением. На Украине, к примеру, такое нарушение грозит тремя годами лишения свободы. Таким образом, иск абсолютно законен. Попытки обжаловать его были бы бесполезны в любом суде, в том числе в Британии и США.

В иске были указаны конкретные вещи, которым был нанесен ущерб: "Испорченная мебель и предметы интерьера – 2,6 млн рублей, спецочистка 970 книг – 6,3 млн рублей, уборка имущества – 151 тыс рублей". Факт загрязнения этих вещей никто не отрицает. Тем самым суд лишь признал факт ущерба и необходимость его компенсировать. По своей сути также абсолютно законное решение, с которым ответчик не спорит (по его словам, Шевченко был готов сразу же до судебного разбирательства компенсировать ущерб). Опять же апелляция бесполезна.

Вся проблема заключается в сумме компенсации, а вовсе не в получателе этих денег (на чьей персоне сейчас сконцентрировано всеобщее внимание). Интерес вызывают критерии, на основании которых были определены такие фантастические суммы затрат на уборку квартиры.

Можно предположить, что и здесь была задействована схема, обкатанная на госзакупках: когда работы компании, выигравшей конкурс, оплачиваются из госбюджета по завышенному тарифу с тем условием, что часть суммы будет возвращена заказчику. Некоторые эксперты предполагают, что и в данном случае уборку могли проводить компании, с которыми Леонова имеет личные связи или особые отношения.

В российских законах совершенно не прописана методика оценки ущерба, никак не закреплена привязка к рыночным принципам. В результате появляется простор для действий махинаторов.

Аналогичная ситуация и с недвижимостью. Средняя рыночная стоимость квартиры в Доме на Набережной составляет 1,5-2 миллиона долларов. Наибольшее возмущение общественности вызвало, что квартиру оценили всего в 16 миллионов рублей. В случае занижения стоимости квартиры до такой степени, решение суда в пользу Леоновой могло бы привести к конфискации квартиры.

В то же время сама Леонова заявила, что Шевченко приобрел квартиру в 2010 году за 12 миллионов рублей. Возможно, это как-то связано с особенностями отечественного налогового законодательства. Сегодня любая сделка с объектом недвижимости, которая находилась в собственности гражданина менее трех лет, влечет за собой необходимость уплаты налога. Многие собственники ради экономии занижают стоимость в официальных документах.

Как бы там ни было, формально нет никакой вины истца и тем более судьи в заниженной оценки стоимости квартиры и завышенной ущерба. Все вопросы должны быть адресованы оценщикам и приставам.

Какой же выход для общества в такой ситуации?

Несколько лет назад в риторике российских властей большой популярностью пользовалось понятие "диктатура закона". Его сменил тезис о борьбе с "правовым нигилизмом". Гражданское общество вполне может взять на вооружение риторику власти и синтезировать ее – "диктатура права". Смысл этого понятия в требовании единообразия трактовки правовых норм. Сила этого понятия в том, что используются только выдержки из программ наших правителей, что налагает особую ответственность на суды и другие органы, которым будут предъявлены новые требования.

Возьмем для примера давно постулируемую борьбу с экономическими преступлениями. Например, дело бизнесмена Алексея Козлова, осужденного на пять лет по обвинению в занижении стоимости акций. Так пусть тогда аналогичное обвинение будет предъявлено тем, кто занижает стоимость квартир. И не имеет никакого значения, оформляется ли при этом сделка купли-продажи, где все стороны согласны с такой оценкой недвижимости, или же готовятся материалы для постановления суда, где заниженная стоимость является эвфемизмом конфискации.

Не нужно ждать окончания судебного процесса, не имеет никакого значения его исход. Сам факт неадекватной оценки – достаточное основание для проверки мотивов оценщиков и приставов, для возбуждения уголовного дела за попытку мошенничества.