Бывший товарищ прокурора Виппер, обвиняемый в инсценировке процесса по резонансному делу Бейлиса, отрицает свою вину, отмечая, что вся ответственность должна лежать на следствии. Сам же он не хотел вступать в этот процесс и стал участвовать только под давлением министра Щегловитова.

Виппер также утверждает, что не преследовал цели разжигания межнациональной розни, и к свершению погромов он не призывал. Однако обвинитель теперь уже по его делу зачитал выдержки из выступлений Виппера перед присяжными, которые опровергают позицию подсудимого.

РАПСИ продолжает знакомить читателей с правовыми новостями столетней давности, на дворе 19 сентября 1919 года.*


Дело Виппера. Первый день заседания

Центром 1-го дня процесса являлся опрос обвиняемого членом суда тов. Янышевым и обвинителем тов. Крыленко. В своем слове Виппер категорически опровергает все 3 пункта обвинения, а именно: участие в инсценировке процесса, в неправильных действиях властей, в клевете и в призывах к погромам. В ответ на вопрос о виновности он говорит:

«Менее всего считаю себя виновным в инсценировке, так как все создание и ведение процесса было делом других, я же стал фигурировать в нем только в последней стадии».

Далее он излагает историю ведения следствия и составления обвинительного акта.

«Скажу совершенно откровенно, что убийство по своей кошмарной жестокости с самого начала обратило на себя мое внимание, но я не следил в деталях за делом, так как не предполагал, что мне придется в нем фигурировать. Мне показалось, однако, странным привлечение Бейлиса, основанное на косвенных уликах».

Затем он переходит к истории его приглашения выступить в качестве обвинителя. Он указывает, что выбор пал именно на него, так как он считался в то время одним из выдающихся обвинителей. Согласившись, хотя и с большой неохотой на предложение министра, он выехал в Киев для ознакомления с делом, где у него создалось впечатление, что преступление могло быть совершенным скорее всего на территории завода, и Бейлису, как приказчику, не могло быть неизвестно; однако, вследствие с самого начала допущенных ошибок, оно казалось ему безнадежным. Он несколько раз подчеркивал, что был уверен в безнадежности дела, что он отказался принимать активное участие в деле, согласившись выступить только обвинителем, и что следствие заканчивалось исключительно одним Машкевичем, а сам обвинительный акт был составлен Лошкаревым. Поэтому он категорически отрицает свое участие в инсценировке процесса.

О соучастии в преступлениях должностных лиц Виппер заявляет, что ничего абсолютно о них не знал. Ни о жандармах, переодетых в форму курьеров, ни о совещаниях Замысловского со Шределем, ни о получении Замысловским и Косороговым денежных сумм и т. д. он понятия не имел.

Наконец, он переходит к 3-му и, как он сам говорит, главному и самому грозному пункту – к своей речи.

Он говорит: «Я никогда не грешил против правды. Все выводы я делал на основании фактических данных, при чем, конечно, я мог впадать в ошибки. О политических целях, которые преследовало правительство, я не знал; однако, предвидел, что процесс чреват последствиями для самого правительства».

И далее: «Я обвинял не всю еврейскую нацию, не самую религию, а только отдельных изуверов, отдельную секту. Я делал различие между массой и теми заправилами, которые поднимали шум вокруг процесса и только подводили массы».

Говоря о больших денежных суммах, которые тратились некоторыми кругами, заинтересованными в процессе, он ссылается на слова Марголина, Красовского и Бразуля, из которых он, мол, мог вывести заключение, что золото действительно рассыпалось евреями.

Однако, картина, нарисованная Виппером в своем слове, резко изменяется, когда приступают к его опросу Янушевич и Крыленко.

Первый, обращая внимание, главным образом, на речь Виппера на суде, указывает, приводя из нее выдержки, как все время, красной нитью в ней проходят обвинения всей еврейской нации. Как Виппер, говоря, например, об издевательстве сыщиков над Приходько, старательно подчеркивает, что это издевательство над русским человеком, а между тем ему должны были бы быть известны далеко не меньшие издевательства сыщиков, - например, в рижских застенках над латышами и т. д., о которых он совершенно не упоминает.

На вопросы Крыленко Виппер дает очень уклончивые ответы. Цитируя документы, приобщенные к делу, и отрывки из речи Виппера, Крыленко доказывает, что Виппер безусловно пользовался особым доверием Щегловитова, что он не мог не знать о заинтересованности министра и Чаплинского в определенном исходе процесса, что подсудимый, не имея в своих руках никаких статистических данных о влиянии еврейского капитала, только на основании своей веры, которая могла быть, как он сам говорит, ошибочной, повторял старую басню о том, что мир находится в руках евреев, и своей речью, несомненно, обвинял не секту, не отдельную группу изуверов, а всю нацию.

Что Виппер был одним из стаи славных, - особенно ярко было подчеркнуто оглашенными телеграммами, посланными на имя Замысловского, Шмакова, Сикорского участниками чествования Виппера, как героя процесса: Щегловитовым, Дубровиным, Полубояриновой и иже с ними.

Прения сторон и приговор перенесены на сегодня.

(Известия В. Ц. И. К.)

Подготовил Евгений Новиков


* Стилистика, орфография и пунктуация публикаций сохранены