Главным источником напряжения в российском обществе, создающим риски размывания общественного согласия, является нерешенность социально-экономических проблем...

Российское общество уже достаточно хорошо осознает связь между социально-экономическими проблемами, стоящими перед значительной частью наших сограждан, и несправедливостью приватизации крупной собственности, проведенной в стране в 90-е годы прошлого века.

Такие ключевые понятия, как "достойная жизнь" и "свободное развитие человека", еще не получили в нашей стране не только надлежащего практического воплощения, но и адекватного их значимости теоретического осмысления.

Если другие органы власти допустили несправедливость, но она исправлена судом, это "обеляет" государство в восприятии граждан.

Политика есть искусство возможного, а строго говоря — оптимально возможного, то есть наилучшего из реально возможного. Оптимальное находится между идеальным и реальным. Как пройти этот путь между идеальным и реальным в своей статье, посвященной 30-летию со дня принятия Конституции РФ, пытается понять председатель Конституционного суда РФ Валерий Зорькин.

РАПСИ публикует полный текст его монографии.

Под знаком обновленной Конституции

Конституция подчиняет государство господству права и выводит его на путь конституционной государственности. Конституция является залогом против волюнтаризма субъектов политической и экономической власти и всех других лиц. 

Вместе с тем она призвана обеспечить стабильность и динамизм страны в условиях глобального мира перед новыми вызовами, с которыми столкнулось человечество. Конституция, следовательно, действует не в идеальной среде, а в противоречивой действительности, в конкретном историческом контексте, в реально сложившихся условиях на каждом этапе развития страны. 

Конституция представляет собой нормативную суть всей правовой системы страны. Образно говоря, она — ядро, квинтэссенция, всей национальной правовой системы. Посредством Конституции национальная правовая система развертывается в виде пирамиды иерархически соподчиненных актов, которые все должны соответствовать основному (верховному) нормативному акту, которым и является Конституция. Конституция конкретизируется в системе законов и иных нормативных актов, а также в правоприменительных решениях государственных органов и должностных лиц, в правомерных действиях физических и юридических лиц. Она воплощается в сложнейшей сети конкретных правоотношений как юридической формы отношений политических, экономических и социальных. Все правовые акты, в том числе поправки к самой Конституции принимаются в соответствии с ней. В надлежащей конституционной процедуре происходит и принятие новой Конституции. 

В этом аспекте Конституция действует непосредственно, в своей реализации (функционировании) она не нуждается в каком-либо ином вышестоящем акте. Она сама есть высший (верховный, основной) закон, из которого черпают свою юридическую силу ординарные законы, иные правовые акты и который придает им легитимный, правомерный характер. Такую роль в Конституции в национальной правовой системе и ее функционировании можно назвать принципом конституционализма. На основе этого идеального принципа складывается реальное состояние, или режим конституционализма. Реализуясь в жизни государства и общества, в их историческом развитии, Конституция сама становится частью этой реальности и частью истории как единства прошлого, настоящего и будущего.

Главный исторический вызов

Россия находится в состоянии ошеломительных преобразований и рывка в цифровое будущее, по многим показателям выходит в мировые лидеры. В то же время наша страна оказалась в условиях небывалых рисков. Коронавирусная пандемия повлекла тяжелейшие последствия, в том числе для здоровья населения, нанесла огромный ущерб экономике. Не желая мириться с утратой мировой гегемонии, США поставили целью уничтожить Россию как суверенную державу, поднявшуюся с колен после смуты 90-х годов прошлого века и превратившуюся в пятую экономику мира. Коллективный Запад развязал против Российской Федерации сначала экономическую и идеологическую войну, а затем и вооруженную конфронтацию — так называемую прокси-войну. Россия вынуждена защищать свой суверенитет и национальные интересы в условиях, когда под угрозу поставлено само ее существование. 

Противоречивый характер исторического периода, переживаемого нашей страной в условиях сегодняшних крайне опасных угроз как раз и является тем главным вызовом, на который нам предстоит найти ответ, адекватный его значимости и масштабу. 

Решение этой задачи требует мобилизации совместных усилий власти и общества. Новая реальность вызывает необходимость существенной корректировки правового регулирования.

Важнейшим фактором успешного правового развития России в условиях современных вызовов и рисков является Конституция, закрепившая прочные государственно-правовые конструкции и пространство свободы на основе принципов демократии, равенства и справедливости.

Роль и значение Конституции многоаспектны. Хотел бы отметить два момента, в которых они проявляются наиболее актуальным образом. Внутри страны — это интегративная функция Конституции, выступающей в качестве важнейшего фактора общественного согласия и основанной на нем социально-политической стабильности и устойчивого развития. А в наднациональном пространстве — это утверждение самостоятельности и независимости (суверенитета) государства. В итоге на базе Конституции, содержащихся в ней принципов, составляющих основу конституционного строя, осуществляется интеграция российского многонационального народа. 

В этой связи мы можем говорить о конституционной идентичности России как правового, демократического, федеративного, социального государства. Причем если внутри страны речь идет о поиске компромисса в трактовке этих принципов между носителями разных социальных интересов и приверженцами разных идеологических ориентаций, то в наднациональном контексте мы рассматриваем специфику правовой ментальности и соответствующую ей конституционно-правовую идентичность всего российского общества, обусловленную историческими и геополитическими особенностях развития России.

I. Конституционная основа социальной интеграции России

Общественный договор

Конституция — результат и инструмент общественного согласия. Ныне действующая Конституция РФ была принята в 1993 году в условиях глубочайших социальных, экономических и политических трансформаций страны, в условиях связанного с этими трансформациями очень острого и жесткого "раскола" российского общества. Она достойно прошла проверку практикой на очень крутом историческом переломе в жизни страны. Она предотвратила срыв России в анархию и хаос, обеспечила целостность Российского государства, предъявив стране новые фундаментальные правила жизни. Конституция четко и недвусмысленно определила демократические и правовые приоритеты развития России и задала вектор ее достойного вхождения в мировое правовое пространство. Она смогла стать действенным фактором преодоления социально-политического раскола, межнациональных и межконфессиональных конфликтов, заложить правовые основы и обозначить главные нормативные рамки для общественного согласия. 

Принятие Конституции Российской Федерации всенародным голосованием 12 декабря 1993 года было проявлением общественного согласия, образно говоря, "общественного договора" о важнейших принципах и нормах правовой жизни. Это дало возможность в тот момент предотвратить катастрофическое развитие ситуации. Но для того, чтобы говорить об общественном согласии как укоренившемся явлении и стабильной данности, одного этого факта недостаточно. Представление же о том, что принятие новой Конституции само по себе решит сложные жизненные проблемы, поверхностны и недальновидны. Подобный юридический идеализм, приверженцы которого полагают, что можно изменить реальную жизнь с помощью одних лишь юридических текстов, убедительно показал свою несостоятельность и в сфере экономики, и в социально-политической сфере. 

Конституция — это определенный правовой итог общественного компромисса, своего рода "общественный договор" между разными социальными силами, заключаемый в рамках общенародного волеизъявления и парламентских процедур. Но для того, чтобы он был действующим, задача государственной власти при поиске правового решения социальных проблем состоит в учете резонов, законных интересов и притязаний участников правовой жизни, стремящихся нередко занять крайние позиции. Надо уметь вовремя увидеть те болевые точки, в которых фокусируется социальная напряженность на данном этапе развития общества, найти способы сгладить эту напряженность (в идеале — снять ее полностью) и облечь эти способы в надлежащие правовые формы. 

Однако от провозглашения Конституции в 1993 году до реального укоренения в правосознании "общественного договора" — путь немалый. И мы точно не в конце этого пути, причем нынешний, пожалуй, наиболее сложный участок, нам предстоит пройти в условиях весьма большой неопределенности, чреватой самыми разными проблемами и рисками. 

Значимость общественного согласия для нас тем более велика, поскольку Россия находится на переломном этапе своего развития, причем это своеобразный "двойной излом". С одной стороны, Россия в момент принятия в 1993 году Конституции находилась в процессе перехода от советской, социалистической, в известной степени тоталитарной модели к модели демократического правового государства, в котором признаются гарантии частной собственности и свобода экономической деятельности. С другой стороны, в процессе этого перехода мы осознали, что западный мир, который на определенном этапе был "маяком" для нашего движения, отнюдь не тот ориентир, к которому надо слепо стремиться, поскольку свойственная его современному состоянию постмодернисткая парадигма устройства социальной жизни с ее релятивизмом чужда цивилизационным корням российского общества. 

Не теряя и не игнорируя те достижения западной цивилизации, которые могут быть полезны и приемлемы, России предстоит определить свой путь, свою собственную политико-правовую и социально-экономическую судьбу. И это нужно сделать, преодолевая порожденный рядом исторических и геополитических факторов социокультурный раскол, вследствие которого одна часть общества продолжает искать благо в прошлом, другая — на Западе или Востоке, а третья пребывает в определенной растерянности и не рассматривает всерьез какие-то горизонты развития в борьбе за ежедневное выживание. Поэтому достижение общественного согласия с ориентацией на Конституцию и заложенные в ней ценности становится особенно значимым. 

Конституция содержит в себе потенциал правовых решений, рассчитанный на обозримое историческое будущее страны. Она позволяет в обозначенных в ней пределах уточнять условия общественного компромисса применительно к меняющимся социальным реалиям, обеспечивая таким образом социально-политическую стабильность, необходимую для дальнейшего развития. Заложенный в конституционном тексте глубокий правовой смысл раскрывается посредством актуального ("эволютивного") толкования и отдельных поправок к Конституции — в рамках принятой в мировой конституционной практике доктрины "живой Конституции". Конституционный суд РФ ориентируется именно на такой подход к реализации Конституции. 

О вызовах общественному согласию. Главным источником напряжения в российском обществе, создающим риски размывания общественного согласия, является нерешенность социально-экономических проблем. Об этом, в частности, свидетельствует большое число обращений в Конституционный Суд, связанных с защитой социальных прав граждан. Да и социологи подтверждают, что ожидания и даже требования социальной справедливости выходят у населения на первый план и что несправедливость в разных областях жизни воспринимается людьми крайне болезненно.

Социальная напряженность, порождаемая чувством несправедливости, усугубляется естественной усталостью населения от трех десятилетий реформ, что усиливается беспрецедентным и анти-правовым правовым, т.е. противоречащим нормам международного права, экономическим и прежде всего санкционным давлением на Россию со стороны коллективного Запада. 

Наиболее болезненно и остро воспринимается обществом крайне несправедливое распределение бремени проводимых в стране экономических реформ, свидетельством которого, в первую очередь, является чрезмерное социальное расслоение. Даже по данным официальной статистики децильный коэффициент в России уже давно перевалил за общепринятый критический 10-кратный порог и приближается к 17 единицам, а по неофициальным сведениям масштабы социального расслоения значительно выше и этого порога. Это, конечно, не лучший фон для общественного согласия. 

Беспокоит также информация о том, что по данным исследования Института социологии РАН, значительная часть наших граждан (это половина работающего населения страны) так или иначе находится вне действия трудового, пенсионного и социального законодательства. Тревожит и высокий процент так называемых "работающих бедных", а также то обстоятельство, что самая массовая группа бедных — это семьи с детьми. Задачи развития экономики и преодоления кризисных явлений отечественные работодатели и менеджеры стремятся решать за счет работников — увеличение трудовой нагрузки с одновременным снижением их социальной защищенности (отказ оплачивать сверхурочные работы, больничные листы и декретные отпуска, сверхустановленное законодательством увеличение продолжительности рабочей недели, административное принуждение к уходу в неоплачиваемый отпуск, сокращение выплаты "белой" зарплаты). 

В настоящее время проблема социальной поляризации приобретает еще большую остроту в свете грядущих социальных последствий масштабной автоматизации, роботизации и компьютеризации производства. Нельзя недооценивать то обстоятельство, что миллионы людей могут потерять работу, а с ней — не только материальное благополучие, но и социально-правовой статус, свои позиции как участников социального контракта, возможности доступа к социальной политике государства через системы страхования социальных рисков, ресурсы влияния на социально-политическую ситуацию в стране и мире и т.д. 

Рост социальной поляризации порождает такое неравенство возможностей людей, которое приобретает застойные формы. Это беда общепланетарного масштаба. По мнению в том числе российских специалистов, по мере нарастания неравенства на национальном и глобальном уровне проблема нарушения принципов права и справедливости будет обостряться

Нынешнее российское общество уже достаточно хорошо осознает связь между социально-экономическими проблемами, стоящими перед значительной частью наших сограждан, и несправедливостью приватизации крупной собственности, проведенной в стране в 90-е годы прошлого века. А это не только ставит под сомнение в общественном сознании легитимность сложившейся системы собственности со всеми вытекающими отсюда последствиями и рисками, но и ведет к подрыву общественного доверия к социальному устройству в целом. А если справедливость воспринимается как нарушенная, то социальные и прежде всего политико-правовые институты не могут функционировать достаточно эффективно. Поэтому вопрос о соотношении справедливости и правовой демократии в сложившейся ситуации приобретает особую актуальность. 

Здесь важно отметить, что при всех издержках сформировавшееся в итоге право частной собственности является важнейшим достижением осуществленных в стране преобразований и основой для ее последующего правового развития. Там, где полностью отрицается право индивидуальной собственности на средства производства, там невозможны свобода и право. Перед нашим государством стоит очень непростая задача найти оптимальный баланс в системе защиты социальных прав, с одной стороны, и права частной собственности — с другой. Соответственно, проверяя конституционность законодательства в социально-экономической сфере, Конституционный Суд каждый раз ищет разумную соразмерность между гарантией частной собственности, с одной стороны, и защитой социальных прав населения — с другой, выполняя таким образом роль своего рода социального арбитра. Указанная задача является одним из аспектов более широкой проблематики поиска оптимального соотношения между социальной справедливостью и индивидуальной свободой. Усилия Конституционного Суда по решению конкретных проблем социальной интеграции российского общества всегда так или иначе связаны с развитием понимания права как главного нормативного инструмента социальной интеграции, выработанного человечеством. 

По-прежнему актуальной и весьма болезненной для общества остается проблема коррупции, которая уже приобрела опасный для жизни людей характер. Несмотря на осознание и властью, и обществом масштабов и значения данной проблемы, в этой области использованы далеко не все имеющиеся резервы. Коррупция в переводе с латыни — это порча, разрушение, разложение. В данном случае речь идет о разложении институтов власти, что чревато разрушением той системы общественных отношений, на которую данная власть распространяется. Поэтому борьба с коррупцией — это жизненно важный для нашего общества вопрос, без решения которого невозможно достичь искомого общественного согласия.

Потенциальную опасность содержит в себе и проблема этнокультурных напряжений. В мировой истории вообще нет примеров бесконфликтного формирования многоэтнических государств. Однако российский опыт построения такого государства оказался — и это признают авторитетные специалисты — гораздо менее жестоким и кровавым, чем аналогичный опыт в других частях мира. За столетия государственного строительства русские не только научились взаимодействовать с представителями других этносов и конфессий, но и сумели сохранить большинство этих этносов и обеспечить широкие возможности развития их языкового, культурного, религиозного своеобразия. Советская система также сделала очень много для того, чтобы люди различной этнической и конфессиональной принадлежности, не отказываясь от своей идентичности, чувствовали свою принадлежность к единой стране и единой надэтнической культуре и традиции как "советский народ". 

Распад советской системы надэтнической интеграции привел к тому, что все ранее сдерживаемые межэтнические противоречия вышли на поверхность. Результатом этого стала серия межнациональных конфликтов и даже войн как на постсоветском пространстве, так и на территории России. В отсутствие в нашей стране новой — постсоветской — системы надэтнической интеграции в некоторых регионах России начали формироваться и даже укрепляться этнические и религиозные идентичности, лояльность которых общероссийскому социально-культурному и политико-правовому полю неоднозначна. Имеют место и тенденции "этноконфессиональной анклавизации" в местах компактного проживания представителей отдельных народов. Укоренение такого типа анклавов может повлечь за собой, по мере "анклавного распада" единого юридического поля страны, тенденции политического, экономического и далее государственного распада.

Без отрыва права от морали

Безусловно, риск утраты общероссийской идентичности — вслед за идентичностью советской — это очень серьезная социальная, политическая и правовая проблема. Общенародная идентичность и общественное согласие неразрывно взаимосвязаны. Мы как наследники Российской империи и СССР обладаем самым близким, глубоким и обстоятельным пластом необходимого исторического опыта для того, чтобы не наступать на одни и те же грабли. У нас есть для этого необходимая правовая база — Конституция, в нормах которой нашли последовательную конкретизацию и воплощение положения о многонациональном российском народе как конституирующей общности, источнике и носителе власти в Российской Федерации.

Если возникшие для общественного согласия риски рассматривать в философско-правовой плоскости, то надо выделить в качестве одного из проявлений постмодерна опасность сложившегося в западной правовой культуре безграничного рационализма в понимании права, ведущего на практике к сугубо индивидуалистической трактовке прав человека. В основе такого подхода — отрыв права от его социокультурных корней, чреватый превращением правотворчества в чисто технический процесс по разработке и созданию нового "продукта", отрицание того, что право, мораль и нравственность — это внутренне взаимосвязанный соционормативный комплекс. Отрыв права от исповедуемых большинством морально-нравственных норм не только резко снижает его эффективность, но и способен превращать его из "искусства добра и справедливости" в орудие зла. 

Рационализм в праве как сфере должного принял форму юридического позитивизма, коррелирующего с понятием позитивного права, т.е. общеобязательных законов и подзаконных нормативных актов, обязательность которых обеспечивается силой власть имущих. Права человека в юридическом позитивизме — это все, что власть таковыми заявляет, или все, что можно уговорить людей считать таковыми. Однако такая трактовка равнозначна признанию того, что права человека являются чисто процедурным, техническим вопросом.

Такого рода юридический позитивизм опасен тем, что он хорошо ложится на почву обыденного правосознания. Абсолютное большинство людей, не вникая в суть вещей, верят в то, что право — это всего лишь узы законов, сочиненных ради удобства управления, которые может менять по своему свободному усмотрению тот, у кого сила. А индивидуалистическая трактовка прав крайне привлекательна для достаточно серьезной и влиятельной прослойки граждан, ориентированных на западные ценности и старающихся жить в другом мире, чем большинство российских граждан. Такой подход на практике хаотизирует правовую и государственную реальность, ведет к подрыву доверия и общественного согласия.

Сила государства — в доверии между властью и народом. Вследствие хорошо известных геополитических причин Россия может существовать только как большая территория с сильным государством. Наша огромная территория со всеми ее природными богатствами — это наше общее достояние, переданное нам нашими предками, которые веками расселялись по почти необжитым просторам и осваивали их в борьбе с суровой природой, находя общий язык с населявшими эти земли людьми. Это пространство и эти природные ресурсы являются именно национальным, а вовсе не общепланетарным (как нам в последнее время пытаются внушить) достоянием, значение которого возрастает по мере того, как становится все более очевидной ограниченность жизнеобеспечивающих ресурсов планеты. И наш долг сохранить все это для потомков, "чтя память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству" и исходя, как сказано в Преамбуле Конституции РФ, "из ответственности за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями". А для этого нам надо иметь сильное государство.

Что такое сильное государство применительно к современной России? Очевидно, что это прежде всего сильная власть. А вот что такое сильная власть — вопрос не простой. Чтобы попытаться ответить на него, обращусь к работам выдающегося русского мыслителя Ивана Александровича Ильина, в творчестве которого проблема власти занимает значительное место. Такое внимание к этой проблеме со стороны философа, которого называют теоретиком русской патриотической идеи, не случайно: "…русская государственная власть, — утверждал он, — или будет сильной, или ее не будет вовсе". При этом Ильин предостерегал от соблазнов упрощенного подхода к пониманию сильной власти как "произвольной, бюрократической, централизованной, воинской, полицейски-брутальной". России, утверждал Ильин, нужна власть сильная, но при этом "выдержанно-правовая".

В силу своей истории и геополитических условий своего существования Россия не относится к тем государствам, которые могут позволить себе роскошь иметь слабую власть. Есть государства, писал он, которые могут "плести ткань своей жизни, не имея сильной власти". Но это может себе позволить только народ, находящийся в исключительно благоприятных условиях", к числу которых относятся: 1) малый размер государства; 2) малочисленность населения; 3) обилие средств сообщения; 4) слабая национальная и конфессиональная дифференциация страны; 5) свобода от великодержавных задач; 6) высокий уровень народного правосознания. 7) отсутствие военной угрозы. 

Мы видим, что ни одно из этих требований не соответствует реалиям прошлой, нынешней и будущей (на обозримую перспективу) российской жизни. Но даже в истории самых благополучных государств, предупреждал Ильин, "может пробить час, который потребует единства, волевой энергии, доверия, повелительности, быстроты, сильных людей и ответственных решений". И трудно даже представить, в каких объемах все требуется сейчас в России. Из всего перечня такого рода насущных требований исторического момента остановлюсь на тех, которые ближе всего к правовой тематике. Это требования единства и доверия. 

Логически точнее так: доверие, согласие и единство, потому что без доверия и согласия ни о каком единстве говорить не приходится. Речь идет прежде всего о доверии к власти со стороны народа, на котором только и может возникнуть социальное единство, обеспечивающее легитимность власти. 

Отечественные исследователи, занимающиеся проблемой доверия народа к власти, обращают внимание на необходимость преодоления "разрыва между социально-экономическими и политическими ожиданиями населения и реальностью выполнения властью своих обещаний в условиях повышенных социальных рисков". При этом отмечается, что такие обещания составляют содержание своего рода общественного договора между властью и народом, в центре которого "находится образ будущего целевого состояния общества". Именно эти два момента представляются критически важными: (1) выполнение сделанных ранее обещаний здесь и сейчас и (2) формирование такого пакета реально выполнимых обещаний на будущее, в котором виден образ желаемого будущего. Ко второму моменту я бы добавил образ желаемого будущего, контуры которого обозначены в Конституции России. 

Что касается первого момента, то он связан прежде всего с проблемой реализации конституционного принципа социального государства как необходимого условия доверия и общественного согласия. Общественное согласие и доверие к государству находятся в неразрывной связи друг с другом. С одной стороны, общественное согласие невозможно без доверия к государству. А с другой — оно само является условием такого доверия. 

На доверие к государству влияет много факторов. Прежде всего, власть должна быть честной с гражданами в своей политике и правовом регулировании, она обязана эффективно обеспечивать безопасность граждан. Для граждан России традиционно важно, чтобы государство было могущественным на международной арене. Но в повседневной жизни на доверие граждан к государству в наибольшей степени влияет их социально-экономическое положение.

Поэтому для доверия критически важна полноценная реализация положений статьи 7 Конституции Российской Федерации, которая гласит: "Российская Федерация — социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека". К сожалению, закрепленные в данной норме-принципе такие ключевые для конституционного правопонимания понятия, как "достойная жизнь" и "свободное развитие человека", еще не получили в нашей стране не только надлежащего практического воплощения, но и адекватного их значимости теоретического осмысления.

Россия в своем конституционном обличье должна быть не только правовым, но и социальным государством. Сущностным признаком такого государства является признание и гарантированность социальных прав на основе принципа справедливости и юридического равенства. Если в государстве не удовлетворены социальные потребности граждан, нормальные для данного исторического времени, т. е. не реализованы их социальные права, трудно представить себе, что в таком государстве утвердятся правовая демократия и дееспособное гражданское общество. Вне надлежащих гарантий социальных прав не может быть сильного, дееспособного суверенного государства. Нет суверенитета вне социального стержня. Если государство игнорирует эти проблемы, то враги государственности получают возможность манипулировать обездоленными, используя их недовольство против государства. 

Реализация требований социального государства — это задача всех властей: законодательной, исполнительной и судебной, действующих на основе принципов разделения властей, господства права и конституционной законности. Провозглашение Российской Федерации социальным государством предопределяет проведение социальной политики, направленной на признание и защиту социальных прав человека в соответствии с принципом справедливости и общепризнанными международно-правовыми стандартами.

При всей сложности нынешней ситуации, а скорее именно в силу этой сложности, нам нельзя отступать от тех гуманистических завоеваний, которые стране удалось достичь за последние десятилетия. Более того, в нынешних условиях следует предпринять усилия по воплощению в деятельности органов власти курса на социально-ориентированное развитие России, связанное прежде всего с реализацией конституционного принципа социального государства. Надежная охрана труда и здоровья граждан, оплата труда в размере не ниже прожиточного минимума, социальное обеспечение, государственной поддержки института семьи и социально уязвимых категорий граждан и т.д., — все это предполагает не только соответствую систему норм, но и оптимизацию правоприменительной, в том числе судебной, деятельности. 

В судебной практике уделяется особое внимание рассмотрению социально значимых дел, к которым принято относить дела, возникающие из трудовых, социально-обеспечительных, жилищных и семейных правоотношений. Уже немало сделано для формирования модели социально-ориентированного правосудия и ее воплощения в жизнь. Новый импульс для защиты трудовых прав граждан дают положения статьи 75.1 Конституции об уважении человека труда. Они ориентируют судебную систему при разрешении формально-юридических коллизий более полно учитывать конкретную жизненную ситуацию, в которой оказался тот или иной человек. Степень защищенности граждан в сфере труда, уверенность работающего гражданина в завтрашнем дне, в возможности собственным трудом обеспечить себе и своей семье достойное существование относится к факторам, наиболее серьезно влияющим на уровень доверия людей к публичной власти. 

Конституционные гарантии социальных прав имеет принципиальное значение для общественного развития и благополучия, для обеспечения социальной безопасности и успешного развития страны. 

Конституционный принцип социального государства предполагает создание равных возможностей для всех членов общества, проведение социальной политики, признающей за каждым членом общества право на такой уровень жизни (включая пищу, одежду, жилище, медицинский уход и социальное обслуживание), который необходим для поддержания здоровья и благосостояния его самого и его семьи, когда он работает, а также в случаях безработицы, болезни, инвалидности, старости.

По смыслу нашей Конституции социальная политика, основанная на принципе социального государства, — это не произвольная по своей природе благотворительная деятельность, продиктованная соображениями политического или морального характера. Это конституционно-правовая обязанность государства гарантировать и защищать социальные права в качестве основных и неотчуждаемых прав. С позиций такого подхода общество (в лице государства) с помощью соответствующих компенсаторных механизмов обеспечивает наиболее слабым членам равенство стартовых возможностей в реализации основных прав и свобод.

Данная деятельность предполагает также возможность законодательного ограничения более сильных субъектов (например, посредством налоговых инструментов и т. п.). В противном случае преимущество более "сильных" возрастает не вследствие их собственных усилий и предприимчивости, таланта и заслуг, а за счет доставшихся им ресурсов, создавая таким образом эффект "накопленного преимущества". Тем самым искажается действительный смысл и распределяющей справедливости, и справедливости уравнивающей, т. е. юридического равенства в целом как основного принципа всего правового регулирования. В результате общество попадает в упомянутую выше "ловушку неравенства".

Образ будущего через память прошлого

По поводу второго момента, относящегося к содержанию условного общественного договора между властью и народом, а именно — формирования образа желаемого успешного будущего, хотел бы отметить следующее. В настоящее время при всем обилии программных документов и стратегий развития различных сфер экономической и общественной жизни нам явно не хватает ясного, целостного, стратегического в подлинном смысле этого слова, образа будущего, который мог бы объединить различные слои общества и стать основой общественного согласия. Чтобы разрабатывать стратегию какой-то отдельной области государственной и общественной жизни, надо иметь общий образ будущего и видеть, как развитие соответствующих отношений вписывается в этот желаемый образ.

Мне могут возразить, что сейчас совсем не время думать о стратегии будущего развития — надо решать насущные проблемы страны, переживающей крайне сложный исторический период. На мой взгляд, напротив, именно в такой период надо дать обществу вдохновляющую его перспективу. Потому что чем выше уровень угроз, тем сильнее должна быть сплоченность общества. А такая сплоченность не может быть достигнута лишь ситуативной социальной мобилизацией против внешней угрозы. 

Как подчеркнул В.В.Путин 30 сентября 2022 г. при подписании договоров о принятии в состав Российской Федерации Донецкой Народной Республики и Луганской Народной Республики, нам нужна такая консолидация всего общества, в основе которой — "суверенитет, свобода, созидание, справедливость". А дальше были сказаны очень примечательные слова: "Наши ценности — это человеколюбие, милосердие и сострадание". Все эти фундаментальные ценности и задают ориентиры того будущего общества, к построению которого нам надо стремиться. Именно они могут составить основу того, что можно назвать стратегическим единством общества. 

Если перевести эти ценности в правовую плоскость, то речь пойдет прежде всего о том, что Россия — это суверенное правовое социальное государство, в котором созданы равные стартовые условия для созидательной, творческой активности всех ее граждан. А также о том, что создание равных стартовых условий требует не только сильной социальной политики государства, но и стимулирования бизнеса к возрождению практики благотворительности в лучших традициях дореволюционной России и с учетом правового опыта в этой области, накопленного Западом в период его конкуренции с идеей и практикой социализма. 

Такое социальное и одновременно правовое государство нам еще предстоит утвердить. На этом пути нам прежде всего предстоит сгладить ничем неоправданное резкое социальное неравенство, которое, как считают некоторые ведущие социологи, воспринимается как несправедливое уже во всех слоях населения. Только так можно рассчитывать на укрепление доверия между властью и народом, а также на возрождение и развитие традиционных российских духовно-нравственных ценностей, способных консолидировать общество в его стремлении к справедливому правовому будущему. Пример такого возрождения должна дать российская элита, перед которой сейчас стоит исторический выбор: либо подняться вместе с народом на новый уровень духовно-нравственного развития, либо утратить связь с народом, что, как показывает наша история, крайне опасно и для народа, и для самой элиты, если она не сумеет оправдать это высокое звание.

Конституционализация общероссийских нравственных ценностей. Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации от 14 марта 2020 года № 1-ФКЗ "О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти" изменения в Конституцию, одобренные в результате общероссийского голосования 1 июля 2020 года, придали новый импульс конституционно-правовому развитию России. По существу, можно говорить о полноценной конституционной реформе, которой, однако, не были как-либо затронуты ни незыблемость основ конституционного строя, ни неприкосновенность конституционно провозглашенных прав и свобод, ни установленный порядок пересмотра Конституции и внесения в нее поправок. 

Концептуальное ядро предполагаемых к внесению в Конституцию изменений, которое было предложено В.В. Путиным 15 января 2020 года в его Послании Федеральному Собранию, во многом состояло именно в совершенствовании регулирования организации публичной власти. Однако запущенный процесс изменений, включая предусмотренную при этом возможность внесения в Рабочую группу предложений, продемонстрировал тот аспект изменений, который оказался даже более значимым. Последующие события, особенно ярко проявляющиеся с февраля 2022 года, подтвердили, насколько своевременными оказались конституционные изменения. 

В связи с этим отмечу, что Конституцию нельзя понимать исключительно как нормативный текст. Это, прежде всего, исторически сложившийся и развивающийся аксиологический набор принципов и норм, присущих конкретному обществу на данном этапе его развития и разделяемый большинством его членов. То есть, это итог исторически обусловленного национального согласия. А в нашем случае — согласия, достигнутого в очень непростых условиях 1993 года. 

Текст Конституции Российской Федерации, действующий на начало 2020 года, включал в себя значимые достижения правовой мысли. Она требует основывать любую публично-властную деятельность на принципах верховенства права, на признании человека, его прав и свобод в качестве высшей ценности для государства, на принципах демократии и разделении властей, юридического равенства и справедливости. 

В то же время самой, пожалуй, заметной тенденцией развития отечественного конституционализма в последующий после 1993 года период явилось нарастающее осознание уникальности национальной правовой традиции, ее коренной нетождественности западной парадигме. А при разработке Конституции 1993 года этому не было уделено достаточного внимания: был предпочтен механистичный перенос ценностных концептов и публично-властных институтов, что мало способствовало их адекватному освоению в российских условиях. По мере возрастающего понимания общих закономерностей и специфических особенностей конституционной России крепла настойчивая потребность в более полной конституционализации ценностей, имеющих глубокие исторические корни, которые сохраняют свое непреходящее значение и воплощают в себе конституционную идентичность. Ведь для обеспечения общественного согласия крайне важно, чтобы конституционная основа общественных отношений полностью соответствовала мироощущению общества, большинства граждан. Кроме того, настойчиво проявилась необходимость такой модели публичной власти, которая в современных условиях лучше всего приспособлена к отстаиванию конституционной идентичности. 

Отмеченные тенденции объясняют, отчего предпринятым обновлением конституционного текста оказались охвачены и аксиологическая (ценности, совокупно образующие конституционную идентичность), и институциональная (конституционная модель власти) составляющие конституционного текста. Благодаря новеллам существенно усилена правовая защита традиционных для нашего народа, а потому конституционно значимых, ценностей; получили свое утверждение на конституционном уровне сложившиеся и положительно зарекомендовавшие себя формы взаимодействия органов публичной власти. Таким образом, преобразовавшая конституционный текст реформа 2020 года стала емким откликом на запрос нашего общества в этих, закрепленных актом высшей юридической силы, гарантиях — ценностных, процедурных, организационных.

Остановимся на некоторых из ценностных гарантий, наиболее значимых, как представляется, в контексте достижения общественного согласия. При этом необходимо отметить следующее. Известно, что на Основном Законе лежит миссия сближения позитивного права и нравственности. Полностью избежать расхождения между этими важнейшими системами социальной регуляции, увы, невозможно. Однако чрезмерное их разъединение ввергает общество в пучину правового нигилизма и аномии. Свой вклад в отдаление этого, гибельного и для права, и для морали, исхода вносят ценностные положения нашей Конституции, с учетом того, что одни те же ценности образуют аксиологический фундамент и права, и морали. Следует отметить, что как сам подход к ценностной проблематике, так и глубина ее проработки позволяют конституционным новеллам достичь этой цели. Гармонизовать, насколько это только возможно, юридически должное и нравственно сущее, соотнести конституционные нормы, а значит и восходящее к ним все позитивное право, с критериями моральности. 

Право конкретного государства, в том числе России, отражает его общие закономерности развития и в то же время его культурные и исторические особенности, в которых в том числе и память о прошлых победах и поражениях, катастрофах и бесправии, праворазрушительстве и правотворчестве, застое и модернизации. Именно об этом говорится в новой статье 67.1 Конституции. В ней, наряду с идей будущего, предполагаемой программным характером любой конституции, конституционное звучание обрела идея великого прошлого, обладающего мощным консолидирующим значением. Историческая память признана неотъемлемой принадлежностью конституционной идентичности. 

Появившееся в обновленном конституционном тексте положение о том, что "Российская Федерация является правопреемником Союза ССР на своей территории, а также правопреемником (правопродолжателем) Союза ССР в отношении членства в международных организациях, их органах, участия в международных договорах, а также в отношении предусмотренных международными договорами обязательств и активов Союза ССР за пределами территории Российской Федерации" (статья 67.1, часть 1) фиксирует объективно сложившееся положение, влияя на международные отношения Российской Федерации, ее место в Совете Безопасности ООН и принятые на себя ею обязательства перед членами мирового сообщества. При этом на указанное положение в полной мере распространяются гарантии второй главы Конституции, поэтому ничто не препятствует историкам и иным лицам высказывать оценочные суждения относительно советского прошлого. Стоит добавить, что помимо собственно международно-правового значения, провозглашение преемственной связи российской и советской государственности содействует утверждению общегражданской идентичности, единой политической нации.

Устраняя неолиберальную деформацию ценностных оснований Конституции, положения частей 2 и 3 статьи 67.1, которыми Россия характеризуется как государство, объединенное тысячелетней историей, хранящее память предков, передавших нам идеалы и заповедовавших веру в Бога, а также утверждается преемственность в развитии нашего государства, проявляющаяся, в том числе, в обеспечении защиты исторической правды, служат великому делу сплочения многонационального народа России.

Введение в конституционный текст формулировки части 2 статьи 67.1, содержащей в том числе упоминание о Боге, бесспорно соответствуя "неизменным" главам Основного закона, согласуется и с общемировыми подходами. Как показывает компаративный анализ, упоминание о Боге содержится в 115 действующих конституционных актах, вне зависимости от того, в какое время были они приняты и к какой правовой либо религиозной традиции принадлежит соответствующая страна. При этом оно далеко не обязательно соединено ни с упоминанием конкретной религии (деноминации, конфессии и т.д.)., ни с признанием официального статуса за какой-либо церкви. В частности, Конституции многих государств, также провозгласивших принцип "светского государства", содержат упоминание Бога (например, Австралия, Бразилия, Канада, США, Швейцария, Швеция и др.).

Не предусматривая какого-либо дискриминационного отношения к тем или иным группам (верующим и атеистам, монотеистам и политеистам и пр.), не закрепляя какую-либо конкретную теологическую концепцию, конституционное положение о вере в Бога прежде всего обозначает в качестве конституционной ценности важный культурно-духовный феномен, объединяющий все народы России. 

Таким образом, закрепление веры в Бога — будучи, по существу, метафизическим обоснованием Добра и Справедливости как ценностных оснований общества и государства — не означает отказа от светского (что, заметим, не равнозначно атеистическому или антиклерикальному) характера нашего государства. В утверждении соответствующего мировоззренческого ориентира как нравственной максимы осязаемо проявляет себя культурно-историческая преемственность, присущая нашему народу и являющая собой самостоятельную конституционную ценность. Тем самым конституционализация свойственных всем бытующим в России конфессиям представлений о трансцендентном воплощении высших (экзистенциальных) ценностей положительно сказывается на складывании общегражданской идентичности и, стало быть, единой политической нации.

Согласно внесенным в конституционный текст поправкам Россия чтит память защитников Родины и защищает историческую правду; умаление значения героического подвига народа в защите Родины не допускается (часть 3 статьи 67.1), что органично развивает положения Преамбулы Конституции о многонациональном народе Российской Федерации, соединённым общей судьбой, сохраняющим исторически сложившееся государственное единство, почитающим память предков. 

Это, укрепившее ценностные основания Конституции, положение следует понимать и применять в неразрывной связи соответствующими положениями главы 2 (каждому гарантируются свобода мысли и слова, никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них; каждый при этом имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом).

Конституционные изменения защищают культурное единство России, немыслимое вне достойного места, занимаемого русским языком (части 1 и 4 статьи 68, часть 2 статьи 69). В Конституцию были внесены положения, посвященные культурно-историческому феномену языка межнационального общения с признанием русского языка языком государствообразующего народа.

С учетом, в том числе, статьи 3 Конституции о том, что носителем суверенитета является многонациональный народ Российской Федерации, а также статьи 5, закрепляющей принцип равноправия народов Российской Федерации как основу федеративного устройства государства, государственная политика России направлена на сохранение этнокультурного и языкового многообразия, учет национально-культурных потребностей всех народов, проживающих на территории страны. В этих обстоятельствах конституционное закрепление выполняемой русским языком интеграционной функции, усиливающей межнациональные связи народов Российской Федерации в едином государстве, не может умалять значение языков других народов Российской Федерации.

Понятие "государствообразующий народ" следует трактовать, во-первых, в контексте таких конституционных ценностей как отечественные традиции, память предков, тысячелетняя история нашего государства и преемственность в его развитии (статьи 67.1 и 68). Во-вторых, исходя из принципа приоритетности защиты прав человека и гражданина, под содержание которого подпадает и защита прав соотечественников, а также конституционного запрета дискриминации на основании расы, национальности, языка, происхождения (часть 2 статьи 19). В-третьих, с учетом правовых позиций Конституционного Суда, посвященных федеративным и межнациональным отношениям, уважению культурной и религиозной идентичности народов, составляющих многонациональный народ России (Постановление от 15 декабря 2004 года № 18-П и др.). Тем самым конституционная новелла, констатирующая объективный вклад русского народа в строительство отечественной государственности, никак не умаляет достоинства других народов Российской Федерации и не понижает конституционные гарантии культурного и языкового многообразия для всех проживающих в нашем государстве этнических сообществ.

Противовес глобализму

Оградить ценности, являющиеся краеугольными для каждого народа России, безотносительно этнической и религиозной принадлежности, призваны положения о защите государством семьи, материнства, отцовства и детства, института брака как союза мужчины и женщины; о создании условий для достойного воспитания детей в семье, а также об обязанности совершеннолетних детей заботиться о родителях (пункт "ж.1" части 1 статьи 72). Такая конституционная характеристика семейных отношений не устанавливает каких-либо дискриминационных ограничений.

Принцип солидарности. Интегральной идеей, пронизывающей большинство конституционных новелл 2020 года, посвященных ценностям, и, можно сказать, философской основой обновления конституционного текста является идея солидарности. Принципиальное значение имеют положения, обязывающие государство к созданию условий для социального партнерства, экономической, политической и социальной солидарности (статья 75.1). В свете опыта минувшего тридцатилетия тенденция к отходу от заложенного в первоначальной редакции Конституции понимания неолиберальной модели как безальтернативной, проявившаяся в конституционных поправках, имеет очевидно позитивное значение. При этом понятие солидарности во многом созвучно рассматриваемому в статье понятию общественного согласия. 

Солидарность традиционно понимается как состояние социального и духовного согласия, без которого нет и не может быть ни подлинного гражданского мира, ни спокойного и благополучного общественного развития. Конституционное закрепление солидарности фактически продолжает положения Конституции о социальном государстве (статья 7), согласуется с принципом недопустимости нарушения прав и свобод других лиц при осуществлении своих прав и свобод (часть 3 статьи 17), но содержательно не ограничивается только этим.

Для достижения оптимального состояния права необходимо следовать такому его пониманию (как права вообще, так и каждого субъективного конкретного права), которое соединяло бы начала индивидуальной свободы и социальной солидарности. Потому что и то, и другое — это имманентные составляющие природы человека, сочетающей личное и общественное. А соответственно, не лишены разумных оснований ни идеи либерализма с его приоритетом прав человека, ни идеи коммунитаризма, с позиций которого общее благо — не сумма индивидуальных благ, а общие ценности, объединяющие данное конкретное общество, то, что нередко именуется также публичным интересом. Принципиально важно подчеркнуть, что при этом речь не идет об отказе от понимания права как формы свободы человека в его общественной жизни. Ведь свобода, как верно замечено, является универсальной, ценностью — не только европейской, но и общечеловеческой. 

Но говоря о приоритете прав человека, нужно помнить, что права человека и публичные интересы не просто конкурируют, но находятся в диалектическом взаимодействии, поскольку публичные интересы составляют необходимое условие осуществления прав человека. С юридической точки зрения такое взаимодействие означает достижение разумного баланса публичных и частных интересов. Такой баланс предполагает осознанное и открытое отступление от того или иного аспекта либо индивидуального права, либо публичного интереса, с тем однако условием, чтобы это всегда компенсировалось определенным приращением в другом аспекте. 

В результате в сфере, касающейся принадлежащих людям благ, в общем и целом, ничего не должно убавляться, а может лишь перетекать из одной формы в другую, без ущерба для общего объема, что и позволяет говорить о неотчуждаемости и неотъемлемости прав и свобод человека. А задачей законодателя является нахождение тонкого баланса при решении вопроса о принадлежности, объеме и защите этих благ. 

При этом сложность нахождения этого баланса возрастает, поскольку солидарность как конституционная ценность обретает вневременное измерение. Ряд положений, появившихся в конституционном тексте (в том числе рассмотренные выше), созвучен с представлениям о том, что народ-суверен не может и не должен сводиться к только лишь совокупности ныне живущих граждан; его образует нераздельная связь трех поколений – прошлых, настоящего и будущих.

Конституционная идея солидарности дает основание переосмыслить подходы к правовому регулированию многих общественных отношений (как концептуально, так и применительно к конкретным институтам), а также означает необходимость более глубокого осмысления связи человека с человечеством в целом и с тем социумом, с которым он сам себя идентифицирует. 

Запад в своей доктрине и практике использует сугубо либерально-индивидуалистический подход к правопониманию. В то время как и индивидуальная свобода, и социальная солидарность — имманентные составляющие сути человека, а значит, и сути права. Следовательно, требуется поиск синтеза в понятии и содержании права идей либерализма и коммунитаризма; необходимо верно определять дистанцию между разумными новациями и рисками создания болезненных разрывов между законами и укорененными в социальном большинстве морально-этическими нормами, включая массовые представления о добродетели и грехе, о добре и зле, о справедливости и неправедности.

Для неолиберализма личность первична по отношению к целям, которые она утверждает; понятие морального выводимо из принципа формальной справедливости; рациональный моральный (добродетельный) индивид автономно выбирает благие цели и средства деятельности; и общее благо, фактически, есть лишь сумма индивидуальных благ и условий, необходимых для их осуществления. 

Коммунитаризм же исходит из того, что общество предшествует личности, а добродетель — это приобретенная социальная характеристика личности в конкретном сообществе или обществе. С позиций такого подхода общее благо — не сумма индивидуальных благ, а общие ценности, объединяющие данное общество. 

Эти фундаментальные отличия в представлениях об общем благе определяют и разные подходы к праву. С точки зрения либералов, существует единая, универсальная мораль и единая универсальная справедливость. Соответственно, для любого общества будут справедливыми единые, универсальные рамки правовых установлений. При этом, по сути, предполагается, что индивидуализм добродетельных членов любого общества создает такое соглашение-государство и такое право, которые способны ограничивать воинственный индивидуализм недобродетельных. 

Для коммунитаристов же представление о моральном и благом определяется спецификой развития конкретного общества, а индивид в ходе своей социализации учится морально (добродетельно и справедливо) ставить цели и действовать с учетом общего блага данного общества. И потому правовые установления всегда обязаны учитывать специфику солидарных представлений о благом, справедливом и должном, присущих социокультурному большинству в данном конкретном обществе. 

Для русской философии конца ХIХ–начала ХХ веков (с ее учениями о соборности, всеединстве, всечеловечности и т.д.) было характерно стремление соединить идею абстрактного, обезличенного формально-правового равенства с идущей от раннего христианства идеей ответственности каждого не только за себя, но и за других, стремление согласовать в рамках понятия права разум и дух, свободу и милосердие, право и правду, индивидуальное и социальные начала. В свое время эти идеи русской философии права не нашли надлежащего отклика за рубежом. Но сейчас они могут привлечь к себе внимание. 

Дело в том, что процессы глобализации уже ставят в повестку дня необходимость формирования глобального правопорядка, глобального права, а значит — и глобального правопонимания. А такое правопонимание не может быть выстроено лишь на базе либерально-индивидуалистического подхода, т.е. без учета солидаризма как подхода, ориентированного на согласование интересов и ценностей всех участников глобального взаимодействия. Сейчас поэтому так необходим концептуальный противовес либерально-индивидуалистической версии правопонимания и, соответственно, реализация так своевременно закрепленных соответствующих положений в нашей Конституции. 

Теоретические контуры будущего глобального права только начинают вырисовываться, и очевидно, что работа в этом направлении потребует мобилизации интеллектуального потенциала всего человечества. Ведь от того, каким смыслом будет наполнено это понятие, в немалой степени зависит развитие глобализационных процессов. В связи с этим достижения русской философии права могли бы быть востребованы при разработке теории глобального права, способной соединить индивидуальную свободу и социальную солидарность, что станет основой для общепланетарного консенсуса. 

Памятуя, что история человечества — это главным образом история коллективистских обществ, уместно предложить свое понимание права, учитывающее этот богатый опыт коллективизма. Надо вспомнить также и об истоках либерализма и, в частности, о том, что идейная триада Великой французской революции включала в себя идею братства, не получившую впоследствии должного развития. А между тем в Декларации прав человека и гражданина сказано, что "общественные различия могут основываться лишь на общей пользе" (статья 1) и что закон запрещает "действия, вредные для общества" (статья 5). 

Присущий российскому народу коллективизм может быть с учетом исторического опыта привнесен в общую работу по формированию духа солидарности и единства, необходимого для сохранения и развития человечества. В любом случае, нам надо ставить такие задачи и пытаться их решить. В противном случае движение в сторону все большего индивидуализма может привести к тому, что под флагом борьбы за права человека, за свободу его самореализации и т.д. будет запущен процесс дегуманизации, чреватый разрушением человечества как единой социальной общности, а в самом худшем варианте полным его уничтожением.

Общественное согласие и несогласные

Общественное согласие не означает и в правовом демократическом государстве, гарантирующем свободу мысли и слова, не может означать достижение единомыслия. Такие устремления могут быть объяснимы для тоталитарного режима, но это уже предмет рассмотрения в отрыве от контекста темы Конституции и конституционализма. Соответственно, наличие несогласных вполне естественно. Поэтому об общественном консенсусе как синониме общественного согласия, вообще говоря, можно говорить только с определенной натяжкой, так как консенсус обычно отражает отсутствие возражений, полный компромисс. Те же вопросы, которые составляют предмет общественного согласия в его конституционном аспекте, образуют почву для наличия у отдельных граждан своего собственного мнения. 

Об общественном согласии можно говорить тогда, когда имеется существенное и устойчивое большинство, разделяющее ценности, на основе которых устроены государство и общество, либо по крайне мере не возражающее против них. Непосредственно определить такое большинство "в процентах" проблематично, тем более, что реальное наличие большинства зависит от очень многих факторов. Выявляется же наличие или отсутствие общественного согласия общепринятыми институтами в правовом демократическом государстве — через выборы, мирные собрания, СМИ и другие институты гражданского общества. 

А что же делать с теми, кто остался в меньшинстве? Безусловно, права меньшинства должны быть защищены. Меньшинство не должно становится изгоями. И если большинство, каким бы значительным оно ни было, подавляет своим диктатом меньшинство, то как тогда можно говорить о справедливости и праве? Принцип большинства оставляет открытым вопрос об этических основах права. В различных заявлениях о правах и свободах человека Нового времени сформулирован целый комплекс нормативных элементов, направленных на защиту прав меньшинства, и осуждено избыточное применение власти большинства по отношению к меньшинству. Таким образом, признаются ценности, неприкосновенные для всех и каждого — хоть большинства, хоть меньшинства. На институциональном уровне защита этих ценностей в отношении меньшинства обеспечивается через судебную власть, нейтральную по своей природе и выполняющую роль властного арбитра и конечной инстанции в споре о праве. 

При этом обратить внимание на то, что "либерализационный" поворот в современной доктрине и практике практике совокупного Запада состоит в нарастающей тенденции особой правовой защиты меньшинства. В рамках такой "либерализации" демократия — в противовес ее пониманию в классическом либерализме — все чаще начинает пониматься, как приоритет меньшинств в отношении большинства. Эта тенденция особенно отчетливо выражена в ряде развитых стран Европы, где уже давно говорят о том, что защита прав меньшинств должна стать основной задачей правовых институтов, регулирующих жизнь общества. И что главным содержанием нормативных новаций современности должно стать ограждение меньшинств от ущемления их прав. Включая право меньшинств на агрессивную пропаганду своих ценностей, норм и образа социальной жизни.

Если речь идет о таком меньшинстве, которое исходит из сугубо индивидуалистических, иных, чем признаваемые большинством, ценностных ориентиров, обусловленных нормативной природой человеческого рода, такой подход является, по существу, разрушительным для общественного согласия и не может не вызывать фундаментальных этических, а затем и социально-политических конфликтов как между этими меньшинствами и социальным большинством, так и между разными группами защищаемых меньшинств. 

Например, для большинства мусульман-мигрантов, как и для христиан, свобода сексуальных меньшинств есть тягчайший грех и "повреждение нравов". Правоверные мусульмане не могут полноценно интегрироваться в общество, которое считают глубоко аморальным. Они, в том числе по этой причине, стараются оградить себя и детей от греха замыканием в добровольных локальных исламских сообществах. Тех самых сообществах, которые, отторгая греховность внешней среды принявшего их государства, становятся благодатными оазисами для пропаганды радикальных исламистских проповедников и вербовки кадров для террористического варварства. 

Законопослушная часть автохтонного морально-этического большинства, возможно, готова терпеть такие правовые новации. Однако она при этом неизбежно отчуждается от государства, эти новации навязавшего, или нередко старается прятать, забывать, не передавать детям собственную ценностную и морально-этическую нормативность. Но другая, не столь законопослушная, часть того же социального большинства неизбежно отвечает на подобную нормативную "либерализацию" агрессивным отторжением меньшинств. В том числе, политическим ренессансом крайне правых партий и появлением в национальных и международных парламентах влиятельных групп с радикальной, вплоть до неофашистской, идеологией.. 

Однако было бы неверно сводить решение этой проблемы к перенесению акцентов с защиты прав различного рода меньшинств на приоритетную защиту прав большинства. Подобный упрощенный подход не адекватен сложности проблемы. Здесь необходим поиск таких форм индивидуальной свободы, которые не разрушали бы начала солидарности. Нужно признать, что это требует филигранной настройки баланса путем совместных усилий правотворческих и правоприменительных органов, а любая ошибка может быть причиной нарушения общественного согласия. Это — сложная работа, не рассчитанная на быстрый успех. Но другого пути, к сожалению, нет. Потому что попытки навязать тому или иному обществу не свойственные ему представления о достоинстве человека и правах тех или иных меньшинств, могут быть эффективны лишь в весьма ограниченных пределах. Тем более, что защита прав человека не должна подрывать нравственные устои общества и разрушать его религиозную идентичность; обеспечение прав граждан не должно создавать угрозу государственному суверенитету; и, наконец, защита достоинства человека не должна вести к отказу от тех моральных универсалий, на которых сформировалось когда-то человечество и которые до сих пор позволяли ему оберегать себя от саморазрушения.

Нельзя не отметить, что именно конституционные суды своими решениями способны преодолевать возведенную в закон волю политического большинства, оказывая существенное влияние на политику. Будучи по своей природе собственно правовым институтом и не подменяя право политической целесообразностью, конституционная юстиция способствует согласованию интересов большинства и меньшинства, переводя политическую конкуренцию между ними в правовое русло. Посредством легитимной интерпретации конституционных смыслов конституционная юстиция может не только сдерживать "волю большинства", но и сглаживать возмущения, привносимые политическим меньшинством, т. е. фактически "изымать" отдельные вопросы государственного управления из сферы политической конкуренции. 

Запрет государственной идеологии, конституционные ценности и идеология конституционализма. Статья 13 Конституции Российской Федерации прямо говорит, что в Российской Федерации признается идеологическое многообразие; никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Установление такой нормы в 1993 году исторически вполне объяснимо — после десятилетий тотального господства коммунистической идеологии конституционный законодатель России принял меры к тому, чтобы это не повторилось. Но возникает вопрос, как же тогда быть с такими общезначимыми ценностями, без признания которых невозможно достижение общественного согласия в государстве. 

Указанную норму, однако, нужно воспринимать диалектически. Она означает, безусловно, что никто не может навязывать всем систему взглядов и идей, идеологию какой-либо группы, партии. Но она не отрицает возможность конституционного закрепления системы основополагающих ценностей. 

Такие ценности были закреплены Конституцией Российской Федерации и в ее первоначальной редакции, а именно: положение о высшей ценности человека для государства (статья 2) и конкретизирующий эту ценность корпус прав и свобод в главе 2 Конституции; конституционно-правовые характеристики России как правового демократического социального государства; закрепленный посредством конституционной реформы 2020 года ряд значимых ценностей, позволяющих обеспечить общественное доверие, единство и согласие. Разве все это не идеология? 

В контексте обсуждаемой проблемы, Конституция и является той всех нас объединяющей идеологией, которая позволяет соединиться гражданскому обществу на основе своеобразного "общественного договора". Высшие органы власти могут проводить более или менее либеральную либо консервативную политику, но в той мере и до тех пор, пока она держится в рамках Конституции, то есть предписанных ею принципов и предписаний, обладающих качеством общезначимых ценностей. Следует согласиться с академиком В.С. Нерсесянцем о том, что по своему духовному смыслу Конституция Российской Федерации — это "общеобязательные общегосударственные ценности, выражающие идейное содержание и цели российской конституционно-правовой государственности"; и таким образом, конституционализм — это и есть "общегосударственная надпартийная идеология и интегративная общенациональная идея".

Такая идеология отвечает конституционным принципам демократического правового социального светского государства в контексте современных тенденций к универсализации конституционно-правовых институтов, с одной стороны, и конституционным правопорядком, отражающим конституционную идентичность конкретной страны. При этом это не продукт интеллектуального творчества каких-либо идеологов, а естественным образом исторически сформированная социокультурная данность. Именно она формирует конституционную идеологию, а не конституционная идеология — ее.

Конституционная идеология не предполагает вмешательства в личную сферу человека. Человек может придерживаться любых идеологических взглядов. При этом, разумеется, Конституция запрещает пропаганду и агитацию, направленные на возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной ненависти и вражды, на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, а также не допускает создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни (часть 5 статьи 13, часть 1 статьи 21, часть 2 статьи 29). 

Конституционная идеология адресована прежде всего самому государству и непосредственно налагает императивные обязательства именно на него. В какой-то мере это система самоограничения государства в интересах человека и общества. Конституционная идеология транслируется в законодательные и иные правовые нормы, которые обязывают и других субъектов правоотношений, а через эти нормы — в правоприменительную практику. Но в исходном виде это именно критерий для деятельности, в том числе нормотворческой, самого государства. При этом Конституционная идеология выражена в правовых категориях. Это облеченные в нормативно-правовые предписания ценности наиболее высокого уровня и универсального значения, которые обеспечиваются в качестве общеобязательных — прежде всего, для самого государства, а также для всех граждан и гражданского общества в целом. 

Содержащийся в статье 13 Конституции запрет по его смыслу относится ко всем партийным идеологиям, находящимся в состоянии конкуренции и борьбы между собой, но никак не к конституционализму, поскольку Конституция по своей общегосударственной и общеправовой природе носит общеобязательный характер. Конституция является ценностно-нормативной основой единства всего многонационального российского народа. Закрепленные в ней положения как общезначимые нормативные ценности выполняет роль общенационального объединительного источника, идейной (идеологической) основой единства многонационального российского народа, идейной интеграции всего российского общества. Наша задача — суметь наполнить общенациональную идеологию конституционализма таким правовым смыслом, который отвечает потребностям конституционно-правового развития России, ожиданиям нации, ее представлениям о справедливом и должном. На достижение этой цели направлены, в частности, "Основы государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей", утвержденные Указом Президента Российской Федерации от 9 ноября 2022 года № 809. 

К предложениям же по выработке какой-то иной идеологии в качестве государственной или обязательной нужно относиться крайне осторожно. 

Во-первых, всплеск активности по этому поводу представляется, как минимум, несвоевременным, а как максимум — опасным, поскольку он чреват очередным расколом на "белых" и "красных". А между тем сейчас как никогда нужна устойчивая внутриполитическая ситуация, что требует консолидации всех конструктивных сил общества. 

Во-вторых, поскольку наиболее активные сторонниками государственной идеологии ставят в ее центр идею социальной справедливости, то нужно иметь в виду следующее. Конституция Российской Федерации (особенно после недавнего внесения в нее серии поправок) позволяет воплотить в жизнь все основные социальные ожидания, связанные с идеей социальной справедливости. Включая: преодоление чрезмерного социального расслоения; борьбу с бедностью и безработицей; поддержку материнства, отцовства и детства; помощь людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, достойное пенсионное обеспечение, развитие общественного здравоохранения, культуры, науки и образования и т.д. Все эти направления социальной политики государства соответствуют положениям нашей Конституции. И, в частности, Конституционный Суд делал, делает и будет делать все возможное для более полной реализации соответствующих конституционных норм. 

В-третьих, нельзя забывать о том, что важным элементом конституционной идеологии России как раз и является уже упомянутое идеологическое и связанное с ним политическое многообразие, а также светский характер государства, которые прямо закреплены в Конституции. 

***

Таким образом, Конституция содержит необходимую ценностно-нормативную основу для формирования и поддержания общественного согласия и социальной интеграции России. Это очень значимо как внутри страны, так и для ее международного позиционирования. Это условие полноценного развития страны, а потому должно быть предметом каждодневной кропотливой заботы всех государственных институтов. 

II. Укрепление конституционной модели публичной власти

Между идеальным и реальным

Все "институциональные" конституционные поправки нацелены на обеспечение слаженного действия органов публичной власти на федеральном, региональном и муниципальном уровнях, объединены идеей бесперебойного и эффективного функционирования публично-властных механизмов. 

В целом, поправки, внесенные в главы 4 – 6 Конституции и относящиеся к взаимодействию ветвей государственной власти, укрепляют сбалансированность механизма сдержек и противовесов в общих рамках действующей модели публичной власти.

Оптимизация полномочий Президента в системе разделения властей. Верховенство права и правовая демократия невозможны без разделения властей. Закрепляя этот принцип, Конституция Российской Федерации (статья 10) предполагает три ветви государственной власти: законодательную, исполнительную и судебную. 

Многие отечественные конституционалисты говорят о президентской власти как четвертой власти. При этом они опираются на весьма спорную доктрину четырех властей, которая обычно связывается с именем Б. Констана, отстаивавшего ее для Наполеона. Однако при таком подходе теряется смысл разделения властей (законотворчество — исполнительная деятельность — разрешение споров о праве). Три ветви — только в этом треугольнике "божественное начало права" может себя проявить как в правотворчестве, так и в правоприменении.

При этом в переходный период больше нагрузок ложится на исполнительную власть, которая по природе своей наиболее активна. Об этом свидетельствует и мировой опыт. Демократия США выходила из Великой депрессии при помощи весьма авторитарного "нового курса" Президента Ф. Рузвельта. Во Франции Пятую республику создавал Ш. де Голль в момент, когда слабая, фактически парламентская Четвертая республика оказалась на грани гражданской войны и государственного распада. Конституция Пятой республики действует до сих пор. И теперь даже многие недоброжелатели Ш. де Голля признают, что тогда он спас Францию от гражданской войны. А Веймарская Германия, будучи парламентской республикой, в момент своего ослабления допустила приход к власти Гитлера.

Возможно возражение, что нынешняя ФРГ — типичная и вполне благополучная не президентская, а парламентская республика. Но в действительности фактический правовой режим канцлерской республики в ФРГ в чем-то по силе исполнительной власти даже превосходит президентскую республику. В ФРГ канцлер из-за особенностей партийной системы не только осуществляет исполнительную власть, но и имеет фактически чуть ли не решающее значение в парламенте.

Если же нет прочной партийной системы, то правительства в парламентской республике меняются, как кадры в видеоклипах. Пример — парламентская республика в Италии с ее регулярными политическими кризисами. А ведь Италия не федерация, гораздо меньше России и в социально-экономическом отношении, пожалуй, благополучнее, притом в Италии существует развитое гражданское общество и устоявшаяся партийная система. Если бы в России была парламентская республика типа итальянской, наша страна давно распалась бы на части.

Но это, подчеркнем, не снимает идею трех властей. Задача государственной власти во всех трех ее ипостасях — снять конфликты (актуальные и потенциальные) и стоящие за ними противоречия, оставаясь в рамках господства права. Через призму такого подхода надо понимать и место Президента России. Задача Президента как главы государства и гаранта Конституции — обеспечивать взаимодействие и согласование властей. Суды и законодатель посредством присущих им полномочий тоже принимают меры для этого, содействуют достижению согласованности, взаимодействия властей. Исполняя функции главы государства, обеспечивая согласованное функционирование и взаимодействие органов, входящих в единую систему публичной власти, Президент в то же время (по своей юридической природе и в силу присущих ему конституционных полномочий) принадлежит к исполнительной власти. 

Строго говоря, наиболее последовательной формой разделения властей является президентская республика. Формально являясь смешанной республикой (президентско-парламентской), Российское государство с момента вступления в силу Конституции действовало, скорее, по модели президентской республики. И это вполне оправданно. В России (с учетом конкретно-исторических особенностей ее развития, связанных с экономическими, национальными, конфессиональными, территориальными и геополитическими факторами, а также с ситуацией широкомасштабной социальной трансформации и кардинальных реформ) необходима сильная государственная власть, облеченная в адекватные организационно-правовые формы. Возможность акцента согласно Конституции на полномочиях Президента (при том, что в принципе Конституция дает возможность Президенту самому определять степень интенсивности осуществления своих полномочий) спасла Россию от государственного распада. И сейчас она спасает ее от угроз для реального суверенитета нашей страны, исходящих от стран коллективного Запада. Для отражения этих угроз в стране должна быть сильная президентская власть.

Некоторые авторитарные элементы практики осуществления политической власти в России обусловливаются особенностями переходного периода от неправового прошлого к правовой демократии. Они дозируются и сдерживаются Конституцией с выраженными в ней императивами права и демократии, которые должны последовательно конкретизироваться в системе законодательства. Удержанию государственной власти в рамках права служит содержащаяся в Конституции система сдержек и противовесов. И в целом вся эта организационно-правовая конструкция отвечает требованиям сложной социальной практики. Она является оптимально возможным осуществлением идеальных принципов в конкретно-исторической реальности. 

Как известно, политика есть искусство возможного, а строго говоря — оптимально возможного, то есть наилучшего из реально возможного. Оптимальное находится между идеальным и реальным. От того, достигается ли оптимальное состояние государства, зависит не только результативность его функционирования. От этого в конечном счете зависит судьба государства, а значит, и судьба народа. 

При этом государственно-организованное общество — одна из самых сложных систем, существующих на нашей планете. Нельзя пытаться искусственно подстегивать движение к идеалу правовой демократии, наращивая разрывы между правом и социальной реальностью, которую это право должно регулировать, насаждая идеальный юридический формализм без учета реальной культурной, социальной, экономической, психологической ситуации. Бескомпромиссный юридический максимализм может стать теми благими намерениями, которые вымостят дорогу в ад социального хаоса — и тогда, как это уже бывало в истории, зловещий тоталитаризм будет встречен обществом как спасение от социального инферно. 

Ныне Россия оказалась в условиях глобального шторма. Для того чтобы нас не накрыл девятый вал, необходимо выполнить главное условие: государство как гарант правового начала нашей жизни должно быть тем более очень тщательным в выборе оптимального применительно к соотношению между идеальным правовым принципом и очень непростой реальностью. В сложившихся обстоятельствах замена существующей конституционной конструкции государственной власти в настоящее время представляется недопустимой. 

В 2020 году в Конституцию (главы 4 – 6) были внесены достаточно существенные изменения. Но они лишь развивают в указанном отношении ранее установленную модель и укрепляют сбалансированность сдержек и противовесов в рамках действующей модели публичной власти.

В частности, был скорректирован механизм формирования высшего органа исполнительной власти. При назначении Председателя Правительства Государственная Дума была наделена правомочием утверждения его кандидатуры (а не "согласия", как было прежде), а в случае трехкратного отклонения представленных кандидатур ее роспуск стал из обязанности лишь правом главы государства. 

Теперь Глава государства назначает на должность руководителей федеральных органов исполнительной власти (включая федеральных министров), ведающих вопросами обороны, безопасности государства, внутренних дел, юстиции, иностранных дел, предотвращения чрезвычайных ситуаций и ликвидации последствий стихийных бедствий, общественной безопасности, после консультаций с Советом Федерации (пункт "д.1" статьи 83; пункт "к" статьи 102). В то же время Председатель Правительства получил полномочие представлять на утверждение Государственной Думе кандидатуры большей части членов Правительства; Глава государства не вправе отказать в назначении на должность утвержденных этой палатой Парламента заместителей Председателя Правительства и федеральных министров. В результате механизм взаимодействия Главы государства с Правительством приобрел большую логичность и прозрачность. 

В свою очередь, расширено участие Парламента в формировании Правительства в части утверждения Государственной Думой по представлению Председателя Правительства кандидатур заместителей Председателя Правительства и федеральных министров (кроме указанных в пункт "д.1" статьи 83). При этом конституционный законодатель предусмотрел способ разрешения ситуации, когда Правительство (Председатель Правительства) и Государственная Дума не в состоянии конструктивно сотрудничать в кадровом вопросе и установил показатель невозможности такого сотрудничества – треть вакансий в составе Правительства вследствие трехкратного отклонения кандидатур заместителей Председателя Правительства и федеральных министров. Однако достижение этого порогового значения не влечет с неизбежностью роспуск Государственной Думы, принятие такого решения отнесено к дискреции Главы государства (часть 4 статьи 112).

В целом, отнесение к усмотрению Главы государства вопроса о том, распустить или не распустить Государственную Думу в соответствующей ситуации, являет собой дополнительную возможность достижения согласия между указанными органами государственной власти. Прежде всего в целях бесперебойной работы Правительства и Государственной Думы. 

С местом Президента в системе разделения властей вполне согласуется появившееся в обновленной Конституции указание на то, что Правительство действует под общим руководством Президента (часть 1 статьи 110), Председатель Правительства организует его работу в соответствии, в том числе, с распоряжениями и поручениями главы государства (здесь мы видим, что конституционализация бытующих уже довольно продолжительное время форм осуществления главой государства своих полномочий проявилась, помимо прочего, в закреплении в конституционном тексте термина "поручение Президента"), а также несет перед ним персональную ответственность за осуществление возложенных на Правительство полномочий (статья 113). Эти новеллы отражают сложившуюся и оправдывающая себя в практике государственного строительства модель. Также изменения отобразили предусмотренный уже почти как четверть века законом особый порядок подчинения части руководителей федеральных органов исполнительной власти (статья 32 Федерального конституционного закона от 17 декабря 1997 года № 2-ФКЗ "О Правительстве Российской Федерации"; аналогичное регулирование сейчас содержится в частях 2 и 3 статьи 12 Федерального конституционного закона от 6 ноября 2022 года № 4-ФКЗ "О Правительстве Российской Федерации"). 

Благодаря изменениям получили конституционное закрепление основные функции таких формируемых Президентом государственных органов как Совет Безопасности (пункт "ж" статьи 83) и Государственный Совет (пункт "е.5" статьи 83), причем последний ранее Конституцией не упоминался. 

Совершенствование конституционной модели разделения властей сопровождалось существенным расширением возможностей Федерального Собрания при формировании состава Правительства (о чем было сказано выше) и в сфере парламентского контроля (например, новый пункт "м" части 1 статьи 102, новый пункт "г1" части 1 статьи 103, новая статья 1031). При этом Государственная Дума обрела более устойчивые позиции в системе сдержек и противовесов в связи с сокращением случаев, когда она подлежит обязательному роспуску (часть 4 статьи 111 и часть 4 статьи 117). 

Единая система публичной власти: "вертикальный" аспект. В российской конституционной новой истории был период, характеризующийся многочисленными нарушениями субъектами Российской Федерации в своем законодательстве федеральных правовых предписаний. Поле правового регулирования субъектов Российской федерации в этот период фактически расширилось до максимально допустимого в едином государстве предела, а иногда и явно переходило эти границы. 

Вполне обоснованной реакцией на это федерального центра были меры, направленные на усиление своих позиций. Это выразилось в принятии в 1999 году федеральных законов "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации" и "О принципах и порядке разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации" (содержание последнего, с существенными изменениями, было буквально через четыре года интегрировано в первый), значительно сузивших усмотрение субъектов Российской Федерации в правовом регулировании по вопросам полномочий и по вопросам организации системы своих органов власти. Основные же события развернулись после вступления в должность в 2000 году нового Президента. Его указом были созданы федеральные округа и определены полномочные представители Президента Российской Федерации в федеральных округах, на которых были возложены функции по реализации политики федерального центра на территории соответствующего федерального округа. Прокуратура стала проводить активную работу по проверке соответствия правовых актов субъектов Российской Федерации федеральным правовым актам. Постепенно увеличивались кадровые возможности федерального центра как по назначению на должность, так и по освобождению от должности должностных лиц, осуществляющих полномочия на территории субъектов Российской Федерации. Чуть позже, в 2002-2003 годах, была проведена реформа разграничения полномочий между уровнями публичной власти, направленная на четкое определение их сферы ответственности за выполнение публично-значимых задач. 

При этом усиление позиций федерального центра имело надежную конституционную основу, что было, в разных аспектах, неоднократно подтверждено решениями Конституционного Суда. Так, в Определении от 27 июня 2000 года № 92-О Конституционный Суд Российской Федерации по запросу группы депутатов Государственной Думы зафиксировал позицию, что Конституция РФ не допускает какого-либо иного носителя суверенитета и источника власти, помимо многонационального народа России, и, следовательно не предполагает какого-либо иного государственного суверенитета, помимо суверенитета Российской Федерации. Суверенитет Российской Федерации, в силу Конституции Российской Федерации, исключает существование двух уровней суверенных властей, находящихся в единой системе государственной власти, которые обладали бы верховенством и независимостью, т.е. не допускает суверенитета ни республик, ни иных субъектов Российской Федерации.

Еще раньше Конституционный Суд Российской Федерации подтвердил полномочие федерального законодателя распределять полномочия по предметам совместного ведения между Российской Федерацией и ее субъектами. Так, Постановлением Конституционного Суда от 9 января 1998 года №1-П по делу о проверке конституционности Лесного кодекса РФ возможность определения федеральным законом полномочий органов государственной власти, в том числе федеральных, была подтверждена. Там, в частности, была выражена следующая правовая позиция: "Согласно статье 11 (часть 3) Конституции Российской Федерации разграничение предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации осуществляется Конституцией Российской Федерации, Федеративным и иными договорами о разграничении предметов ведения и полномочий. Федеральный закон как нормативный правовой акт общего действия, регулирующий те или иные вопросы (предметы) совместного ведения, определяет права и обязанности участников правоотношений, в том числе полномочия органов государственной власти, и тем самым осуществляет разграничение этих полномочий. При этом, однако, из федеративной природы взаимоотношений Российской Федерации и ее субъектов вытекает недопустимость произвольного присвоения органами государственной власти Российской Федерации всей полноты полномочий по предметам совместного ведения, т.е. без учета интересов субъектов Российской Федерации и места их органов власти в системе публичной власти" (Постановление Конституционного Суда от 11 апреля 2000 года № 6-П).

Таким образом, российский федерализм — именно в результате полноценной реализации положений Конституции Российской Федерации — достаточно централизованный. Как представляется, на нынешнем этапе развития нашего государства, в силу конкретно-исторических особенностей страны, по-другому, с точки зрения потребностей в сильном государстве, быть и не может. Это не означает трансформации федерализма в унитарную модель. Просто в этом аспекте реализована та самая оптимальность государственно-правового строительства, о которой применительно к развилке между демократией и авторитаризмом сказано выше. 

Заслуживает внимания и местное самоуправление. Без учета организации власти на местах и ее взаимодействия с органами власти вышестоящих уровней конституционно-правовая модель сильного государства не будет завершенной. 

Известно, что положение статьи 12 Конституции Российской Федерации о невхождении органов местного самоуправления в систему органов государственной власти давало определенный повод к противопоставлению органов местного самоуправления органам государственной власти, хотя было очевидным, что по своей природе органы местного самоуправления являются лишь нижним, т. е. местным, локальным, звеном публичной власти в Российской Федерации. Конечно, эту формулу можно считать проявлением своеобразного конституционного романтизма периода подготовки текста Конституции. 

Парадокс, однако, в том, что, как можно предположить, на определенном этапе, когда федеральный центр был слабее, а регионы сильнее, эта казалось бы размывающая единство власти формула "работала" как раз на интересы государственного единства. Полагая себя отделенными от органов государственной власти субъектов Российской Федерации такой решительной правовой конструкцией, органы местного самоуправления, во-первых, формировали свои собственные центры силы, не давая региональным элитам сконцентрировать всю силу в одних руках для противостояния федеральному центру, и, во-вторых, были заинтересованы в том, чтобы апеллировать в защиту своих интересов к федеральной власти, давая ей дополнительный рычаг для приведения органов государственной власти субъектов Российской Федерации в федеральные рамки. Сейчас федеральный центр стал сильнее, в такой системе сдержек и противовесов по вертикали острой необходимости нет. Тем не менее, статья 12 Конституции Российской Федерации остается неизменной как одна из основ конституционного строя. Это однако, не составляет принципиальной конституционной проблемы с точки зрения функционирования публичной власти в России как единой, согласованной системы. 

Прежде всего, необходимо отметить, что вопрос о взаимодействии органов местного самоуправления с государственными органами получил разрешение в ряде постановлений Конституционного Суда. Так, в Постановлении от 1 декабря 2015 года № 30-П Конституционный Суд подчеркнул, что самостоятельность местного самоуправления в качестве основного принципа его взаимоотношений с органами государственной власти не является абсолютной, она "не предполагает отрицания организационного и иных форм взаимодействия органов местного самоуправления и органов государственной власти"; она служит "не только пределом, ограничивающим произвольное вмешательство органов государственной власти в дела местного самоуправления, но и базой для его интеграции в систему публичной власти и поддержания в ней — на основе баланса интересов — межуровневого взаимодействия". Поэтому "исходя из конституционных основ единства публичной власти в Российской Федерации, объективной необходимости взаимодействия с органами местного самоуправления органов государственной власти субъекта Российской Федерации, призванных создавать условия для обеспечения устойчивого и комплексного социально-экономического развития в пределах всей территории данного субъекта Российской Федерации, федеральный законодатель вправе предусмотреть конкретные основания участия субъектов Российской Федерации в законодательном регулировании порядка формирования органов местного самоуправления, обеспечивая при этом необходимые гарантии, исключающие произвольное ограничение самостоятельности населения в осуществлении местного самоуправления".

Во многом такого рода правовые позиции Конституционного Суда (в приведенном Постановлении выраженные наиболее явно) стали базой для того, чтобы в ходе конституционной реформы 2020 года закрепить в статьях 80 (часть 2) и 132 (часть 3) Конституции Российской Федерации принципы единства системы публичной власти и взаимодействия входящих в нее органов. Именно эти принципы являются стержневой основой вертикального аспекта обеспечения необходимой силы Российской Федерации. 

При этом Конституционный Суд в своем Заключении от 16 марта 2020 года № 1-З о конституционности Закона Российской Федерации о поправке к Конституции выявил генезис этих принципов в контексте функционального предназначения единства публичной власти. Человек, его права и свободы являются высшей ценностью, права и свободы человека и гражданина определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления (статьи 2 и 18 Конституции), что во всяком случае предполагает согласованное действие различных уровней публичной власти как единого целого во благо граждан. Суд отметил, что "под единством системы публичной власти понимается прежде всего функциональное единство, что не исключает организационного взаимодействия органов государственной власти и органов местного самоуправления при решении задач на соответствующей территории. Это не отрицает самостоятельности местного самоуправления в пределах его полномочий и не свидетельствует о вхождении органов местного самоуправления в систему органов государственной власти (статья 12 Конституции)".

Судейская независимость и субсидиарность

Эффективное и независимое правосудие. Если распределение реальной власти между законодательными и исполнительными органами, между уровнями публичной власти "по вертикали" в сильном государстве может быть различным (хотя. как отмечалось выше, в конкретно-исторических условиях России особая роль Президента и централизация власти в наибольшей степени обеспечивают силу государства), наличие эффективного и независимого правосудия является постоянным и необходимым условием эффективного функционирования государственного механизма. Ведь именно правосудие в конечном итоге обеспечивает соответствие государства конституционной характеристике правового, именно через решения судов, в рамках их компетенции, могут корректироваться отклонения от движения в сторону демократии и полноценного выполнения социальной функции государства. 

Именно суды являются теми органами, которые окончательно разрешают дела граждан в наиболее сложных для них жизненных ситуациях, а потому через призму оценки гражданами работы судов ими воспринимается государственный механизм в целом. Если другие органы допустили несправедливость, но она исправлена судом, это "обеляет" государство в восприятии граждан, поскольку система характеризуется не столько отсутствием ошибок, сколько способностью к их исправлению. Но если несправедливость сохраняется, "затверждается" судебным решением, она уже становится в сознании того, в отношении кого свершилась, основанием для обобщенных негативных выводов о государстве. Также суды являются важным элементом обеспечения законности, так как многие решения, ограничивающие права конкретного лица, в том числе налагающие на него ответственность, могут быть приняты только судом. И такие решения должны быть обоснованными и справедливыми. 

Очевидно, насколько велика роль суда и правосудия в формировании доверия со стороны общества к власти. В последние десятилетия во всем мире место судебной власти в современном обществе значительно меняется, выходя за рамки традиционного восприятия ее как одной из ветвей государственной власти, основной функцией которой является урегулирование конфликтов между частными лицами (своего рода публичная услуга, оказываемая государством). Судебная власть в современных условиях становится гарантом реализации общественного договора, гарантией макросоциального спокойствия, конституционной стабильности. Это возлагает на нее очень высокую ответственность.

В Конституции России изначально были закреплены мощные гарантии права на судебную защиту, независимости и эффективности суда. Внесенные 2020 году масштабные изменения в Конституцию определяют новые нормативные ориентиры высокого уровня для принятия судебных решений.

Судебная власть, осознавая свою ответственность в условиях новых вызовов и действуя в рамках своих конституционных полномочий, призвана упрочить полную и эффективную судебную защиту прав и свобод человека и гражданина, конституционно-правовую безопасность личности, общества и государства. Действуя независимо и подчиняясь только Конституции и федеральному закону, судья в каждом споре должен найти справедливый баланс конкурирующих прав и законных интересов сторон. Без этого не будет ни справедливого правосудия, ни правового государства. 

Важнейший вклад в решение обозначенных выше задач обеспечивает взаимодействие и консолидация различных звеньев судебной системы. Применительно ко всем уровням судебной системы в качестве безусловно позитивных тенденций следует отметить достаточно широкое применение судами правовых позиций Конституционного Суда, а также в целом творческий подход, выходящий за рамки узко-формалистичного толкования их правового смысла. Причем необходимо отметить скорость, с которой постановления Конституционного Суда становятся частью правового механизма судебной практики: можно увидеть, как в судебном решении, принятом через 10-15 дней после постановления Конституционного Суда, конкретная правоприменительная ситуация анализируется через призму сформулированных Конституционным Судом правовых позиций. 

Изменения в Конституцию придали завершенность формированию модели "разделения ролей" Конституционного Суда и системы судов, возглавляемой Верховным Судом. Каждый из них выполняет свою работу в соответствии со своими функциями. При этом Конституционный и Верховный суды призваны выявлять негативную правоприменительную практику и устранять ее присущими им методами — Верховный Суд через находящиеся в его арсенале формы обеспечения единства судебной практики, а Конституционный Суд — через признание нормы неконституционной либо через конституционное истолкование тогда, когда ресурсов отраслевого толкования оказалось недостаточно для решения проблемы. 

Требование об исчерпании других внутригосударственных средств судебной защиты как условии подачи конституционной жалобы сделало более отчетливым принцип субсидиарности конституционного судопроизводства. Этим законодатель признал важную роль всех судов в деле защиты прав, в том числе конституционных, поскольку практически каждое "отраслевое" право имеет в своей основе ту или иную конституционную ценность. Неслучайно наша Конституция в статье 18 прямо указывает, что права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими, определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием – всем правосудием. Но это говорит и о необходимости обеспечения в судебной практике, как неоднократно отмечал Конституционный Суд, такого варианта понимания и применения норм, при котором исключается возможность ущемления гарантируемых Конституцией прав и свобод человека и гражданина. Субсидиарность конституционного судопроизводства является в то же время одним из выражений судейской независимости, обусловленной высоким конституционным статусом судебной власти, и в большинстве случаев позволяет судам самим корректировать практику применения законов через призму конституционных установлений. 

Взаимодействие различных звеньев судебной системы, основанное на принципе приоритета прав человека, имеет важнейшее значение в условиях прекращения членства России в Совете Европы и, соответственно, нераспространения на нее юрисдикции Европейского суда по правам человека. Российская судебная система и в нынешней ее конфигурации позволяет на высоком уровне обеспечить защиту и восстановление прав граждан с использованием национальных судебных механизмов. Все вопросы, которые некогда заставляли наших граждан обращаться в ЕСПЧ, могут найти и обязательно найдут свое полное и окончательное разрешение в рамках российской судебной системы. 

III. Конституционная идентичность как условие самостоятельности и независимости России 

Столкновение цивилизаций

Право и внешние вызовы. С самого своего принятия Конституция России играла важнейшую легитимирующую и стабилизирующую роль в аспекте положения России в международном сообществе. Провозгласив международно-правовые принципы и нормы и международные договоры составной частью российской правовой системы, Конституция сохранила за собой высшую юридическую силу и верховенство в национальной правовой системе, закрепила суверенный характер России как государства. В этом можно усмотреть защитную функцию, выполняемую Конституцией. Правовая система, находящаяся в состоянии становления, сменившая систему, долгое время остававшуюся в самоизоляции, должна прочно встать на ноги, чтобы гармонично и без угрозы губительной деформации воспринимать новые международно-правовые веяния.

Между тем международная правовая система, в конце прошлого столетия и начале нынешнего века пребывавшая после окончания холодной войны в переходном состоянии, ныне погрузилась в системный глобальный кризис. Потрясения, которыми ознаменовалось вступление человечества в новое тысячелетие, привели к радикальным изменениям в международных отношениях. Сообщество наций столкнулось не только со старыми угрозами, но и с новыми вызовами и рисками.

Во взаимосвязанном мире трансграничные по воздействию и последствиям вызовы и угрозы, которые первоначально имели локальный характер, неконтролируемо приобретают глобальные масштабы. Речь идет о новых формах терроризма, распространении оружия массового уничтожения, средств его доставки и технологий изготовления, расползании и укоренении транснациональных преступных сетей, наркобизнесе, голоде и нищете, угрозе обеднения продовольственных и пресноводных ресурсов, незатухающих вооруженных конфликтах и локальных войнах, тлеющих угрозах возникновения новых. Международной системе также присуще (и во многом предопределяет остальные кризисные проявления) причудливое сочетание корпуса традиционного международного права, основанного на юридическом равенстве государств, с имперскими наклонностями в его трактовке и применении, а то и игнорировании некоторыми влиятельными суверенами. 

Международные отношения все больше приобретают черты столкновения цивилизаций. При этом в этом столкновении одной из его сторон процессы глобализации, в общем-то абсолютно естественные и имеющие немало положительных свойств, используются как орудие подстройки всего мира под свое понимание цивилизационных ценностей. Так, например, первый президент Европейского банка реконструкции и развития Ж. Аттали в своей книге "Краткая история будущего" недвусмысленно видит выход из существующих в международных отношениях коллизий в построении к середине XXI века всемирной демократической империи во главе с мировым правительством и мировой конституцией, явно имея в виду определяющую роль западной цивилизации в формировании этой "империи". Стоит ли после этого удивляться, что сам термин "глобализация" приобретает негативный, даже зловещий оттенок как в странах, для которых такой цивилизационный выбор неприемлем или сомнителен, так и для прогрессивной и понимающей вызовы и угрозы части общества в странах западной цивилизации. 

Вряд ли можно отрицать целесообразность и в известном смысле безальтернативность движения человечества к глобальному союзу и огромные блага, которые оно сулит. Тем не менее, поспешность противопоказана для решения самых сложных и запутанных мировых проблем, к числу которых, безусловно, относится проблема взаимодействия наднациональных и национальных политико-правовых институтов. Подобные вопросы нельзя решать в отрыве от реальных практических проблем, возникающих в области социальных, межэтнических, экономических, конфессиональных и других значимых отношений. И в основе своей решение о сотрудничестве между странами, между цивилизациями должно быть именно правовым решением. 

Роль права, национального и международного, состоит в том, чтобы служить инструментом гармонизации, удержания и тонкой настройки групповых, общенациональных, региональных и глобальных ценностей и интересов. Соответственно, в перспективе может появиться и межцивилизационное право. Такое право не должно быть механическим сочетанием западных и восточных, христианско-иудейских и исламских, буддистских и т. д. правосознаний, правовых обычаев и принципов. Тем более оно не должно появиться в результате навязывания в качестве общих стандартов всему человечеству тех норм, которые выработаны в каком-либо регионе и отражают лишь специфические условия этого региона. Такое межцивилизационное право может возникнуть в качестве системы норм как результат согласования суверенных воль в процессе взаимодействия, взаимопроникновения различных правовых систем, идеологий, религий, с учетом общих закономерностей и специфических социокультурных черт, свойственных тем или иным народам, странам, регионам. Размышляя о путях предотвращения катастрофического столкновения цивилизаций, исследователи отмечают, что вместо того, чтобы продвигать якобы универсальные черты отдельной цивилизации, следует обратиться к необходимым условиям сосуществования культур. Главное здесь — выявлять черты, общие для всех цивилизаций. В основе конструктивного пути развития многополярного мира должны лежать отказ от механического универсализма, признание многообразия и поиск общего.

Реализация принципа верховенства права и правового равенства суверенных государств, причем как в рамках отдельных цивилизаций, так и на межцивилизационном поле, есть единственный путь к достижению такого согласования и баланса правовых ценностей и норм, которые способны обеспечить альянс цивилизаций и упрочить человечество в целом как цивилизацию права. Очевидно, путь к этому предстоит долгий и трудный. Поэтому нужно отдавать себе отчет в том, что государству в любом случае нужна сила на "внешнем контуре": и для того, чтобы иметь возможность адекватно отвечать на вызовы, связанные с нынешним состоянием международной системы, и для того, чтобы представляемые им цивилизационные ценности были адекватно выражены в межцивилизационном праве и оно могло стать его полноправным субъектом. 

При этом очевидно, что только сильное государство может справиться с глобальными угрозами. Зарубежные исследователи основательно задумались об этом под влиянием событий 11 сентября 2001 года. Однако по мере того, как мир "приходил в себя" от шока, вызванного взрывами башен-близнецов на Манхэттене, глобализация возвращала себе отыгранные когда-то позиции. Но пандемия коронавирусной инфекции (COVID-19) — как повлекшая существенные экономические издержки и необходимость существенного ограничения прав, так и потребовавшая беспрецедентных мер финансовой поддержки населения и экономики, принятых в большинстве стран мира, — еще более явно показала, что существующая глобальная модель развития и соответствующий ей миропорядок неимоверно уязвимы. Вопреки всей логике разворачивания глобализационных процессов, одной из ведущих тенденций на политико-экономической арене, если говорить образно, стало возвращение назад к государству. Государство, которое, как полагают идеологи глобализма, должно раствориться в глобальных интеграционных структурах, во время пандемии решительным образом продемонстрировало, что прогнозы о его отмирании оказались "несколько преждевременными". Обнаружилось, что только государство — как политическая форма объединения народа под общей властью на основе права ради общего блага — способно на данном этапе решать сложнейшие задачи мобилизации и перераспределения ресурсов для разрешения острейших кризисов. 

Верховенство Конституции в правовой системе. С учетом безальтернативности в современных условиях активной роли государства в преодолении вызовов и кризисов вновь актуализируется значение статьи 2 Устава ООН, согласно которой Организация Объединенных Наций основана на принципе суверенного равенства всех ее членов и что не допускается вмешательство в дела, входящие в их внутреннюю компетенцию. ООН, как следует и из ее названия, является организацией объединенных наций-государств. То есть она создана и функционирует на основе добровольных решений суверенных государств, которые в рамках ООН объединяют свои усилия для достижения общих целей в глобальном мире. Эти суверенные государства предоставили ООН право принимать решения, затрагивающие национальные интересы всех государств-членов. Вслед за ООН совместными решениями суверенных государств были созданы и другие международные организации, которым было предоставлено право принятия решений, затрагивающих национальные интересы государств-членов. Это не может не ставить вопрос о взаимоотношениях международных правовых актов с национальными правоустановлениями. В этой связи необходимо отметить следующее. 

Приоритет Участие России в различных международных конвенциях и соглашениях глобального и регионального уровней никак не означает делегирования на этот уровень той или иной части государственного суверенитета России. Соответственно, участие России в международных соглашениях и конвенциях означает лишь то, что Россия добровольно возлагает на себя обязательства, перечисленные в этих международных документах. И оставляет за собой суверенное право окончательных решений в соответствии со своей Конституцией в случае спорных моментов или правовых коллизий.

Положение о приоритете национального права четко закреплено в российской Конституции. Так, Конституция России в соответствии частью 1 ее статьи 15 имеет высшую юридическую силу в системе правовых актов. Но одновременно в части 4 той же статьи 15 Конституции записано, что составной частью правовой системы России являются общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры и что в тех случаях, когда международным договором России предусмотрены иные нормы, чем закрепленные в национальном законе, применяются нормы международного договора. И это обстоятельство нередко рассматривается как коллизия в нашей Конституции.

Коллизии здесь нет. Презюмируется, что в силу верховенства Конституции противоречащие Конституции договоры не могут быть подписаны и ратифицированы. А ратифицированные договоры как составная часть национальной правовой системы не могут применяться, если им придается смысл, противоречащий Конституции, поскольку этим нарушались бы условия ратификации. Поэтому такие решения межгосударственных, в том числе судебных, органов не подлежат исполнению в Российской Федерации. В подобных ситуациях имеют место не противоречия между международным договором и Конституцией, а конкуренция между правоприменительным толкованием договора и Конституции. 

Именно поэтому Конституционный Суд в ряде своих решений сформулировал правовую позицию, согласно которой решения межгосударственных юрисдикций, нарушающие Конституцию, не могут исполняться. Иное вело бы к неправомерному соподчинению суверенного национального правопорядка наднациональным установлениям и не отвечало бы обязанности публичной власти соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина согласно Конституции как акта высшей юридической силы в правовой системе Российской Федерации. Основанием для такого подхода является как принцип верховенства Конституции, так и доктрина конституционной идентичности. 

Содержание доктрины конституционной идентичности. В российской правовой системе состав и понимание целого ряда конституционно-правовых ценностей и институтов, — особенно с учетом состоявшихся в 2020 году изменений конституционного текста, — отличается от принятого в западной правовой парадигме и в правовых подходах слепо копирующих ее стран. И это вполне естественно. 

Конституция постепенно становится одним из ключевых символов правовой идентичности нации, поэтому принято говорить о конституционной идентичности. Конституционная идентичность, по сути, есть отражаемая в основах конституционного строя, в принципах и нормах Конституции духовная суть (этос) нации-государства, в социокультурном контексте общих закономерностей и специфических особенностей исторического развития страны. Концепция конституционной идентичности позволяет определять наиболее значимые положения Конституции и основанного на них национального правопорядка. Как таковая она служит сдерживающим фактором, правовой преградой на пути непредсказуемой активистской экспансии со стороны наднационального регулирования. В частности, концепция национальной конституционной идентичности призвана защитить положения, значимые для обеспечения общественного согласия. 

Явно выраженное в последние годы стремление разных государств к осмыслению и отстаиванию своей конституционной идентичности в конечном итоге обусловлено глобализацией, приведшей к тектоническим сдвигам всей системы мироустройства. Эти сдвиги и порожденные ими изменения несут в себе не только благо, но также огромные риски и уже вполне очевидные издержки, которые затрагивают интересы и судьбы множества рядовых людей во всех регионах мира. Отсюда и желание противопоставить стихийным процессам социокультурной глобализации понимание собственной специфики, не поддающейся универсализации. На уровне органов государственной власти это проявляется в стремлении предотвратить размывание национально-государственного суверенитета и утвердить конституционно-правовую идентичность государства.

Конституционная идентичность представляет собой закономерную реакцию национально-государственного самосознания на глобальный социально-экономический кризис и иррациональность постмодернизма. Как таковая конституционная идентичность служит основой правосубъектности наций-государств — в контексте их специфических черт и общих закономерностей развития — как суверенных участников международных правоотношений, исходя из верховенства Конституции в своей правовой системе, составной частью которой являются в том числе международные договоры соответствующего государства.

Для глобализма, породившего проблему национально-государственной идентичности, характерна тенденции расширения наднационального регулирования, в том числе в сфере защиты прав человека, и возрастания активизма межгосударственных судебных органов. 

Концепция национальной конституционной идентичности, позволяя определять наиболее значимые положения Конституции и основанного на них национального правопорядка, служит сдерживающим фактором, правовой преградой на пути непредсказуемой активистской экспансии со стороны наднационального регулирования, которая, помимо прочего, осознанно или непреднамеренно может разрушать национально-государственное правосознание. 

Конституционализацией основополагающего понятия "идентичность", осуществляемой посредством правовых позиций Конституционного Суда, обогащается методология толкования "живого" Основного Закона в единстве его буквы и духа. На основе доктрины конституционной идентичности Конституционный Суд, интерпретируя принцип верховенства Конституции, в ряде своих решений сформулировал правовую позицию, согласно которой решения межгосударственных юрисдикций, нарушающие Конституцию, не могут исполняться. Иное вело бы к неправомерному соподчинению суверенного национального правопорядка наднациональным установлениям и не отвечало бы обязанности публичной власти соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина согласно Конституции как акта высшей юридической силы в правовой системе Российской Федерации. Аргументация мотивировочной части этих решений, в том числе оперирующая понятием "конституционная идентичность", показывает, что отечественное конституционное правосудие располагает надежной методологией оценки исполнимости решений межгосударственных органов, релевантной задачам судебного конституционного контроля на нынешнем этапе. 

Конституционная идентичность в качестве обобщённого проявления основ конституционного строя (в том числе суверенных свойств государства, включая его суверенную юрисдикцию), а также конституционных прав и обязанностей человека и гражданина, позволяет обозначить "пределы уступчивости" и "красную линию", что необходимо в диалоге суверенного государства с межгосударственной юрисдикцией с целью достижения компромисса конкурирующих правопорядков. 

Россия до 2022 года была членом Совета Европы и находилась под юрисдикцией Европейского Суда по правам человека. Соответственно Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод являлась составной частью российской правовой системы. В связи с этим Конституционный Суд РФ в своих постановлениях сформулировал правовые позиции, согласно которым особое внимание наднациональных органов к базовым элементам конституционной идентичности, образующим внутригосударственные нормы о фундаментальных правах и об основах конституционного строя, позволяет снизить вероятность конфликта между национальным и наднациональным правом. В свою очередь, это во многом будет определять — при сохранении конституционного суверенитета государств — эффективность всей европейской системы защиты прав и свобод человека и гражданина и дальнейшую гармонизацию европейского правового пространства в этой области. Конституционный Суд подчеркивал, что взаимодействие европейского конвенционного и российского конституционного правопорядков невозможно в условиях субординации. Только диалог между различными правовыми системами является основой их надлежащего равновесия. И от уважения Европейским Судом по правам человека национальной конституционной идентичности государств — участников Конвенции во многом зависит эффективность ее норм во внутригосударственном правопорядке. В свою очередь, Конституционный Суд РФ, признавая фундаментальное значение европейской системы защиты прав и свобод человека и гражданина, частью которой являются постановления ЕСПЧ, готов к поиску правомерного компромисса ради поддержания этой системы, но оставляет за собой определение степени своей готовности к нему, поскольку границы компромисса в данном вопросе очерчивает именно Конституция РФ (постановления от 14 июля 2015 г. № 21-П, от 19 апреля 2016 г. № 12-П и от 19 января 2017 г. № 1-П, от 15 ноября 2016 г. № 24-П и от 11 мая 2017 г. № 13-П).

Принцип конституционной идентичности был, в частности, использован в постановлениях Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2016 года № 12-П в связи с вопросом о возможности исполнения постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 года по делу "Анчугов и Гладков против России" и от 19 января 2017 года № 1-П в связи с вопросом о возможности исполнения в соответствии с Конституцией РФ постановления Европейского Суда по правам человека от 31 июля 2014 года по делу "ОАО Нефтяная компания ЮКОС против России". Аргументация мотивировочной части этих решений показывает, что отечественное конституционное правосудие располагает надежной методологией оценки исполнимости решений межгосударственных органов, релевантной задачам судебного конституционного контроля на нынешнем этапе.

Доктрина конституционной идентичности

Упоминание в решениях органов конституционного контроля понятия "конституционная идентичность" в связи с конкретными международными (наднациональными, межгосударственными) правовыми актами свидетельствует о возможности потенциальных и актуальных коллизий между национальным правопорядком и наднациональными установлениями в их интерпретации межгосударственными юрисдикциями. Однако такая коллизия между национальным и наднациональным регулированием, вероятно, иногда неизбежная, не является при доброй воле сторон абсолютно непреодолимой. 

Во-первых, именно конституционно-судебная оценка является оптимальным средством правового реагирования в случаях, когда выполнение решения конвенционного органа ведёт к нарушению системной целостности национальных правозащитных стандартов (и тем самым затрагивает конституционную идентичность) и порождает неопределенность в вопросе о непротиворечивости отдельных каталогов прав человека.

Во-вторых, везде, где есть обоюдное стремление к диалогу, обращение к категории "конституционная идентичность" послужит сближению разноуровневых правовых порядков, вовлеченных логикой исторического развития в тесное и, в целом, небесполезное взаимодействие. Адекватный отклик на указание Конституционного Суда о противоречии Конституции того или иного решения межгосударственного органа и восприятие такого указания в качестве сигнала об опасном расхождении по наиболее принципиальным для суверенного государства вопросам способны предотвратить назревающее столкновение. 

Обозначение, в конституционно-судебной процедуре, тех или иных элементов национального публичного порядка (ценностных и институциональных) в качестве принадлежащих сфере конституционной идентичности, надо понимать как необходимый шаг, способный приблизить органы межгосударственной юрисдикции к адекватному пониманию базовых интересов суверенного государства. Следующий шаг — согласование этих интересов с задачами защиты прав человека, осуществляемое в надлежащей процедуре и на почве общих ценностей. Это способно пусть и не устранить все имеющиеся противоречия, но, по крайней мере, снять их критическую остроту. 

При этом из доктрины национальной конституционной идентичности вовсе не следует, что каждый факт несоответствия между нормами международного права и национальными правоустановлениями является покушением на конституционную идентичность. В защите нуждаются особо значимые правоположения, составляющие системообразующее ядро национального правопорядка. Тем не менее, конституционная идентичность выкристаллизовывается каждым государством именно из своего уникального индивидуального опыта. Она не может быть "придумана" или изменена каким-либо волевым решением, равно как она не может быть навязана извне. 

Доктрина конституционной идентичности, над реализацией которой всем нам еще предстоит много работать, может служить тем "водоразделом", который потенциально способен отделить приемлемые и подчас желанные изменения внутреннего конституционного правопорядка, инспирированные, например, наднациональным органом по защите прав человека, и те принципы, которыми государства, признавшие обязательную юрисдикцию подобных органов, поступиться не могут. 

Новые конституционные гарантии самостоятельности и независимости России на "внешнем контуре". Конституционные изменения 2020 года закрепили ряд положений, направленных на усиление защиты государственного суверенитета и ценностных основ российского общества. Так, новая формулировка статьи 67 Конституции Российской Федерации (первое предложение части 2.1) предписывает, что Российская Федерация обеспечивает защиту своего суверенитета и территориальной целостности. В этом проявляется глобальный тренд возвращения государства в качестве ведущего игрока в системе общественных отношений. Наш Основной Закон признаёт важность сильного государства, обладающего всей полнотой суверенитета и принимающего на себя ответственность за защиту этого суверенитета перед лицом любых угроз и в интересах своих граждан.

В статью 79 было включено положение, согласно которому не подлежат исполнению решения межгосударственных органов, принятые на основании положений международных договоров Российской Федерации, если их истолкование противоречит нашей Конституции. Данное дополнение развивает императив защиты конституционных прав граждан России в исключительной ситуации противоречия между нормами Конституции и толкованием международных договоров (повторимся, не самими этими договорами, а именно их интерпретацией, которую может придать им наднациональный правоприменитель). Как прямо следует из формулировки, это никаким образом не предполагает отказ от соблюдения международных договоров и выполнения международных обязательств. Речь идет о том, что в суверенном государстве, каковым является Россия, не могут исполняться решения межгосударственных органов, истолковывающие в антиконституционном ключе положения международных договоров. Как неоднократно подчеркивал Конституционный Суд, участие России в международном договоре не означает отказа от государственного суверенитета, юридическим выражением которого является верховенство национальной Конституции (постановления от 29 июня 2004 года № 13-П, от 27 марта 2012 года № 8-П, от 9 июля 2012 года № 17-П, от 14 июля 2015 года № 21-П и др.). Тем самым на уполномоченные органы государственной власти была возложена конституционная обязанность обращения с запросом в Конституционный Суд при предположительном противоречии решения межгосударственного органа Конституции.

Конституционный Суд Российской Федерации

Помимо полномочия разрешать вопрос о возможности исполнения решений межгосударственных органов, принятых на основании положений международных договоров Российской Федерации в их истолковании, противоречащем Конституции Российской Федерации, Конституционный Суд Российской Федерации также был наделен полномочием оценивать возможность исполнения решения иностранного или международного (межгосударственного) суда, иностранного или международного третейского суда (арбитража), налагающего обязанности на Российскую Федерацию, в случае если это решение противоречит основам публичного правопорядка Российской Федерации. 

Российская государственность состоялась

Завершая, отмечу следующее. Период, прошедший со дня принятия в 1993 году Конституции, можно охарактеризовать как сложный, противоречивый, а порой мучительный процесс становления в России новой государственности на фоне глобальных вызовов и угроз, с которыми столкнулось человечество. Эти годы показали, что новая российская государственность состоялась. Никто не может назвать Россию несостоявшимся или несостоятельным государством. Более того, Россия по определенным показателям вновь выходит в ведущие мировые лидеры. Она вновь стала сильным государством, способным защитить себя и своих союзников от любых форм агрессии. Мы видим и то, что и в нынешней непростой ситуации фактического противостояния с миром Запада Россия выглядит очень достойно и уверенно. Иным Российское государство быть не может. Недаром выдающийся российский философ И.А. Ильин в работе "Основы государственного устройства" подчеркивал, что "...Русская государственная власть или будет сильной, или ее не будет вовсе". В современном мире это не менее актуально. 

Конституция Российской Федерации, особенно с учетом внесенных в нее в 2020 году изменений, содержит необходимый правовой инструментарий для того, чтобы чаяния нашего народа о России как могучей державе, в которой торжествуют принципы равенства и справедливости, были реализованы. Она позволяет найти разумный баланс в таком основополагающем вопросе как разрешение противоречия между обязанностью гарантировать права и свободы человека и гражданина, в том числе их социальные права, социальную защищенность и благополучие — с одной стороны, и необходимостью обеспечивать национальную безопасность, конкурентоспособнсть на международной арене, способность противостоять внешним экономическим санкциям и многочисленным вызовам глобализации — с другой. 

Конституционализация в ходе конституционной реформы 2020 года традиционных нравственных ценностей расширяет конституционную основу социальной интеграции и объективирует содержание конституционной идентичности Российской Федерации. 

Наша Конституция, по сути, представляет собой программу дальнейшего развития государства и общества. Каждое новое конституционное положение является либо ориентиром для этого развития, либо импульсом к нему. А потому от эффективности соответствующей работы задействованных в ней государственных институтов зависят как темпы проникновения в правовую ткань всего нового, что привнес в конституционный правопорядок 2020 год, так и качество этой имплементации. Конституция Российской Федерации служит надежной и необходимой нормативно-правовой и ценностной основой для сбережения и успешного развития России и ее народа на основе принципов равенства и справедливости.