Как уникальный опыт Верховного суда РФ влияет на международную судебную практику, оценили ли зарубежные коллеги модель «разумного ожидания» и существуют ли сегодня проблемы с электронным документооборотом в правовой и судебной сфере в Открытой студии РАПСИ рассказала представитель России в Суде Евразийского экономического союза Наталья Павлова.

- В нашем обществе активно идет процесс цифровизации. Как он повлиял на практику суда Евразийского экономического союза?

- Здравствуйте, уважаемые коллеги. Действительно, вы поднимаете актуальную тему сегодня, потому что суды с ней столкнулись особенно остро в период пандемии, но в то же время подступились к ней гораздо раньше. 

Я — представитель арбитражных судов Российской Федерации, сегодня в суде Евразийского экономического союза представляю Россию, поэтому мне, конечно, особенно интересно сравнить наш опыт, опыт РФ, с тем, что сегодня есть на уровне суда ЕАЭС. 

Я хочу сказать, что практически все современные возможности для участников разбирательства в Суде Евразийского экономического союза, они не отличаются в плане информатизации и тех возможностей, которые есть у участников арбитражного разбирательства в России. Я говорю о том, что стороны могут принимать участие в судебных заседаниях посредством видеоконференцсвязи.

Но в то же время есть высокие требования международного договора, а мы работаем именно по международному договору. Это практически аналог нашей Конституции, но только в рамках ЕАЭС. Я имею в виду с точки зрения свойства и действия, конечно. Не в целом аналог регулирования, а с точки зрения действия, как самый главный нормативный акт Евразийского экономического союза. Он принимался 10 лет назад, как раз в мае, 29 мая был юбилей — десятилетие. Ну и вы понимаете, что конечно с этого периода уже двинулось вперед и развитие общественных отношений и регулирование. Ну а международные договоры менять сложнее.

И вот он (договор - прим.ред.) предусматривает определенные возможности для участия через электронный документооборот. Но в то же время, например, ограничивает его тем, что можно подать жалобу в суд электронно, а по почте нужно прислать заверенные оригиналы документов, чтобы суд удостоверился. Мы уже видим, что это может быть не совсем идеальная норма: она требует своего изменения, но в международный договор сложнее внести такие изменения. 

Но в то же время суд ЕАЭС подстроился, например, под современные модели, которые применяли суды в эпоху пандемии. И можно сказать, что сформировался такой судебный обычай, когда позволяли сторонам даже без писанной нормы участвовать через видеоконференцсвязь. Но сегодня это вошло в практику суда.

- Наталья Владимировна, у вас уникальный опыт. Ранее вы были судьей Верховного суда РФ. Как практика ВС повлияла в целом на видение столь сложных правоотношений в евразийском пространстве?

- Суды Российской Федерации уже давно взаимодействуют с международными судами. Первый опыт взаимодействия был с судом Совета Европы. Сегодня он, конечно, приобрел уже такое несколько печальное завершение. Хотя многие правовые позиции, ценные для развития права, мы до сих пор используем.

Сегодня выстраивается модель еще с одним международным судом — судом Евразийского экономического союза, и надо сказать, что наши суды одни из самых прогрессивных в выстраивании этих «мостиков». Потому что у нас уже дважды за последние годы — в 2016 и 2019 году —  принимались постановления Пленума ВС, где прямо содержится правовая позиция, о том что судебные акты суда ЕАЭС — они должны учитываться национальными судами РФ при разрешении, например, таможенных споров.

Потому что сфера отношений перекликается по видам исков или требований в суд. Мы немножко отличаемся. Суд ЕАЭС больше похож на суд нормоконтроля, как раз о соответствии норм договора. Ну а национальные суды, они уже по итогам той правовой позиции, которую в порядке нормоконтроля сформулирует суд ЕАЭС, имплементируют эту правовую позицию уже при разрешении конкретных споров, например, таможенного декларанта с таможенными органами.

У нас есть такая форма взаимодействия, как научно-практические конференции. Судьи ВС принимают участие каждый год в наших обсуждениях и делятся своей практикой, а мы делимся своей практикой. 

Ну и я хочу сказать, что абсолютное большинство заявителей в суде, если говорить с точки зрения хозяйствующих субъектов, это — российские хозяйствующие субъекты. И конечно наш опыт, я имею в виду опыт судов Российской Федерации, он — бесценен. Мы заимствуем его. Ну, например, вот даже последний такой инструмент, как модель разумных ожиданий в публичных отношениях.

Участники правоотношений имеют определенные «разумные ожидания», когда вступают в них, исходя из тех норм действующего законодательства, которые есть в этот период. Ну, например, принимая решение о ввозе товара на территорию России, они (бизнесмены - прим.ред.) оценивают, какие таможенные ставки и как происходит декларирование того или иного товара. И принимают это решение. Это их «разумное ожидание». И вдруг неожиданное изменение регулирования уже к тем декларациям, которые поданы, конечно, нарушают их «разумное ожидание».

Представители некоторых стран были не совсем знакомы с этой концепцией, но с интересом прослушали наши доводы и их поддержали. Поэтому есть влияние на практику.

- Наталья Владимировна, вы рассматривали дело «об умных часах». Расскажите, пожалуйста, о нем подробнее, про его значимость.

- Была такая история и это очень важное, может быть это не совсем правильный в нашей системе термин, но прецедентное дело - не просто тем, что мы поддержали экономический оборот и тех лиц, которые были заявителями по этому делу. Это были декларанты, которые ввозят (товар - прим.ред.) на таможенную территорию, ну можно сказать РФ. Это сейчас уже не такой термин, поскольку у нас общая таможенная территория ЕАЭС, но тем не менее этот элемент таможенная территория Российской Федерации есть.

Мы сформировали этот прецедент, исходя из тех правовых позиций, которые есть вообще в мире. Потому что мы все-таки живем все на земном шаре и вот быть такими уникальными… Если бы мы вдруг решили бы по-другому, то Россия была бы в очень уникальном подходе к таможенной стоимости таких часов. И, конечно же повысилась бы пошлина, а для наших потребителей, соответственно, повысилась бы стоимость таких товаров, которые сегодня просто общедоступны. На каждой руке мы видим практически эти часы. Увеличилась бы их стоимость для потребителей. Я не говорю про крупные страны ЕАЭС, но даже в малых странах.

Мы анализировали этот международный опыт декларирования и увидели, что так как предлагали таможенные органы классифицировать часы — это приводило бы к более высокой ставке. Только две страны в мире поддерживают (такой подход - прим.ред.) из всех на земном шаре. Нам, конечно, не хотелось бы такой уникальности. Я не буду их называть, но хочу сказать, что все равно хочется все-таки примкнуть к большинству. А позиция большинства была выражена в рекомендации. 

Это не обязательно инакт, но тем не менее он принимается путем голосования всех стран мира. Есть такая всемирная таможенная организация, которая принимает такие рекомендации, но спрашивая практически все страны мира. Как на сессии ООН приезжают представители государств выражать позицию: что они думают по тому или иному вопросу. И, конечно, это мнение большинства. 

Но и Россия не должна была занимать какую-то иную позицию. Поэтому решение по этому делу, оно, во-первых, способствовало единообразию практики и единому подходу. Во-вторых, помогло и нашим не только участникам экономического оборота, но в конечном итоге и потребителям, потому что стоимость часов у нас как во всем мире. А так она была бы более высокая. 

Сохранили доступный и полезный гаджет! Наталья Владимировна, спасибо большое за интересную беседу.