Аркадий Смолин, специальный коррспондент РАПСИ

Ректоры ведущих российских вузов показали, как превратить российские законы в безвредный анекдот, а также заставить всех своих критиков рассеяться по тупиковым тропам.

Согласно китайской пословице, власть – это дракон в тумане. В России власть и коррупция – понятия во многих областях почти тождественные. Благодаря чему дальневосточная пословица приобретает особо актуальное значение.

История военной стратегии и классической литературы доказывает, что у самой сложной и продуманной тактики защиты всегда есть слабая точка – ахиллесова пята. Сконцентрировав силы на обороне знаковых рубежей, приходится оголять забытые тылы. Чем мудреней маскировка, тем мельче крошка, в которую рассыпается армия и личность человека, если удар приходится на точку напряжения всех ее (армии) ресурсов, всех его (мошенника) остатков искренности.

Другое дело, если никакой маскировки нет, если коррупционер не притворяется честным душевным человеком, которому якобы приходится оплачивать каждый акт своей доброй воли откатом начальнику-злодею (потому он требует взятку, "но не для себя ведь", так же как и начальник принимает проплаченное решение, "но не по своей ведь воле"). Вместо того, чтобы так прятаться и изворачиваться (пусть даже в качестве страховки, на случай грядущих гипотетических правовых перемен) гораздо проще окружить себя непроницаемым туманом тотальной лжи, искажения действительности, законов, норм.

В условиях круговой поруки (чиновников, полиции, следователей) попытка поймать преступника на факте взятки, отката, административного давления – примерно то же, что штурмовать линию Мажино. Гораздо эффективнее собирать косвенные свидетельства: невыгодные контракты по закупкам, безальтернативные конкурсы, несоответствие получаемых доходов должностному окладу. Российские борцы с коррупцией блестяще овладели навыком подобных обходных маневров.

Однако в ответ российские чиновники изобрели, пожалуй, самую совершенную стратегию защиты своего коррупционного бизнеса. Западные спин-технологии (подмена повестки дня) у нас обратились густым туманом тотальной игры, законов-перевертышей. Правовое поле превращено в зеркальный лабиринт, где любая иллюзия выхода лишь отсылает к своему отражению. Понятно, что овладеть подобной постмодернистской стратегией способны лишь особые чиновники, чей интеллектуальный уровень позволяет им занимать пост, например, ректоров ведущих вузов.

Инструкция по применению

Противостояние Transparency International и ректора Санкт-Петербургского университета (СПбГУ) Николая Кропачева – образцовый пример спин-технологии российского извода.

Стандартная акция по изменению сути вопроса (повестки дня) состоит из четырех этапов.

Имитация дружелюбия (подражание риторике противной стороны в гиперболизированной и даже гротескной форме).

Шокирующий ответ (парадоксальная интерпретация проблемы, порывающая со всеми принятыми нормами и шаблонами правового и юридического ведения дел).

Стимуляция бесперспективных трактовок проблемы (акцентирование в официальных документах и педалирование в комментариях прессе наиболее скандальных, популистских аспектов обсуждения проблемы, не имеющих судебной перспективы и вариантов решения в правовой плоскости).

Псевдокомпромисс (публичное заявление о готовности пойти навстречу оппонентам, снисхождение к требованиям в форме эффектного жеста как знак точки в дискуссии, подмена запрашиваемой информации ее частью).

Доппельгангер

Доппельгангер – двойник-привидение, охотящийся за плотью того, чьим двойником он является.

В правовом контексте стратегия доппельгангера означает уход от ответственности путем детального подражания оппоненту, повторения его риторики в преувеличенном виде, формулирования обвинений на опережение. До полного формального слияния с противоборствующей стороной.

Успешные доппельгангеры последовательно предвосхищают заявления и действия оппонентов до тех пор, пока не занимают его место в восприятии публики. Иногда это заканчивается обратным обвинением и даже судебным процессом, где преступник окончательно ликвидирует правозащитника.

Исходя из структуры ответа на запрос Transparency International таким доппельгангером, например, мог бы быть Николай Кропачев. В первой же фразе он называет борцов с коррупцией "коллегами", после чего продолжает:

"Коррупционные проявления в высших учебных заведениях представляют особую угрозу любому обществу, поскольку допущение и потворство порочным стремлениям абитуриентов, обучающихся и их родителей к незнанию – "покупки" мест, обучение по которым финансируется из средств бюджета, материальные вознаграждения за незаслуженные оценки и другие, истощают интеллектуальный ресурс общества и государства…

Непонимание или незнание гражданами, государственными служащими и должностными лицами своих прав и обязанностей, основ функционирования органов государственной власти и государственных организаций приводит к возникновению желания злоупотреблять своим положением и желания воспользоваться этим положением как инструментом для "решения" проблем, не связанных со службой".

К чему в ответе на стандартный запрос о предоставлении информации такая избыточная концентрация антикоррупционного пафоса? В устах гипотетического коррупционера, такая риторика могла бы выглядеть, как попытка предупредить обвинения, перенаправить их на подчиненных, и даже на самих антикоррупционеров (путем обвинения их в недостаточной правовой грамотности) – Кропачев предлагает им помощь Экспертного центра СПбГУ, а коррупционер на его месте мог бы предложить обратиться к адвокатам.

Помимо очевидного психологического эффекта (сложно ругаться с человеком, который во всем с вами соглашается, еще сложнее обвинять его, когда он предвосхищает ваше возмущение, канализируя его на абстрактных окружающих), смысл этого жеста заключается и в дискредитации обвинений.

Перечислив основные правонарушения, потенциальный коррупционер дает понять, что знает о проблеме и даже пытается бороться с ней (т.е. сам как бы к ней непричастен). Тем самым разговор переводится с формулировки обвинения на его трактовку. Однако вместо обсуждения тонкостей интерпретации закона по голове участникам дискуссии бьет дубина шоковой терапии.

Шоковая терапия

Transparency International ссылаются на федеральный закон № 259 "О МГУ и СПбГУ", который относит вузы к бюджетным организациям, а также на Указ президента от 18 мая 2009 года, согласно которому главы всех государственных структур, учрежденных правительством РФ, обязаны предоставлять подобные сведения.

Из ответа ректора СПбГУ следует, что никакие российские законы не содержат "норм о создании данного юридического лица". Требования, установленные указом от 18.05.09 №506, на  Кропачева не распространяются, поскольку 506-й указ касается только организаций, создаваемых Российской Федерацией, а согласно уставу вуза, СПбГУ был учрежден "указом Петра I от 22.01.1724, введенным в действие указом Правительствующего Сената от 28.01.1724".

Классический пример "шоковой терапии" (в приземлено-бытовом переводе – "разрыв шаблона"). "Следить за руками" здесь бесполезно: формулировка ответа настолько герметично абсурдна, что ловить на подмене темы здесь бесполезно (поскольку никакой альтернативной темы в правовом поле попросту не предлагается). Так же как и пытаться отвечать на него всерьез – значит лишь превращать дело в пародию, а высмеивание приведет к принижению конфликта, выходу из правового пространства.

До квинтэссенции абсурда ситуацию доводит тот факт, что даже в собственной изощренной логике заявления представителей СПбГУ противоречат сами себе.

Во-первых, в том же уставе СПбГУ следом за строчкой об учреждении университета указом Петра I есть пункт, согласно которому "учредителем Санкт-Петербургского университета от имени Российской Федерации выступает Правительство Российской Федерации". Даже если зацепиться за различие терминов "учреждение" и "создание", на СПбГУ все равно должен распространяться п.2 ст. 51 Гражданского кодекса РФ: "Юридическое лицо считается созданным с момента его государственной регистрации".

Кроме того, в интервью "Фонтанке" руководитель аппарата ректора Илья Дементьев поясняет, что другие российские учреждения с богатой историей не смогут последовать примеру СПбГУ, поскольку после революции или 1991 года они прошли процедуру расформирования либо сменили форму собственности.

В таком случае решение считать Петра I основателем СПбГУ выглядит весьма спорно. Ведь указом царя от 28 января 1724 года был учрежден вуз с совершенно иным названием – Академический университет. А Санкт-Петербургский университет изначально появился путем переименования вовсе не петровского вуза, а Главного педагогического института. В таком случае основателем СПбГУ следует считать князя Александра Голицына, подготовившего 8 (20) февраля 1819 года доклад "Об учреждении Университета в Санкт-Петербурге".

Вероятно, выбор такого противоречивого аргумента не случаен. Историческая запутанность дела только усиливает парализующий эффект ответа представителей Университета. В результате, вместо того чтобы всеми силами добиваться соблюдения президентского указа, некоторые наблюдатели, зачарованные патологичностью ситуации, пытаются оценить степень адекватности формулировок ответов Кропачева, Министерства образования и прокуратуры Санкт-Петербурга. Тем самым они подчиняются их логике и выпадают из антикоррупционной колеи.

Здесь мы переходим к кульминации спин-технологии:

Туман для дракона

Целью спин-авторов является создание "риторического нарратива", т.е. рамки восприятия события и всей политики, выйти за пределы которой потребителю медиапродукции почти никогда не удается. Более того, человек вовсе не замечает этой рамки, считая что именно она и составляет всю повестку дня, все содержание обсуждаемой проблемы.

Такой человек, например, искренне полагает, что поймал коррупционера на попытке уйти от ответа (ответственности) с помощью пробела в законодательстве. Эксперты пытаются осмыслить угрозу данного пробела, возможности его ликвидации. И никому нет дела до того, что совсем рядом с этим несущественным пробелом никакого действующего законодательства почти вовсе нет.

Практически все СМИ, обратившие внимание на переписку Transparency International и ректора СПбГУ, посвящали свои материалы перечислению российских ведомств и госучреждений с богатым прошлым.

В частности, отмечалось, что при Петре I у нас были созданы Сенат, прокуратура, российской флот, все основные министерства и тайная полиция. Что, надо полагать, должно вызывать опасения – не последуют ли и они примеру СПбГУ. Тем более что до сих пор существуют и более древние государственные структуры. Например, Гознак восходит к Московскому монетному двору, права на его основание князь Дмитрий Донской получил от хана Тохтамыша. У татаро-монголов, кстати, тоже имелась собственная правовая система.

Все это, конечно, страшно забавно, но никакого отношения ни к борьбе с коррупцией, ни к выстраиванию отношений между гражданским обществом и государством не имеет. Это и есть те самые заманчивые тупиковые тропы.

В качестве разрешения ситуации высказывалось предложение убрать из указа президента термин "создаваемых", что лишит МГУ И СПбГУ возможностей для дальнейшей демонстрации своих казуистических талантов.

По всей видимости, перевод обсуждения запроса Transparency International на этот путь связан с сообщением Министерства юстиции о начале проверки 45 тысяч документов, принятых в Советской России и СССР с 1917 по 1991 год. Они действуют до сих пор, хотя непонятно отвечают ли эти нормативно-правовые акты статьям Конституции и российским законам.

Совпадение ответа ректора СПбГУ по срокам и содержанию с заявлением Минюста вполне может оказаться не случайным. С одной стороны, слова ректора воспринимаются как комплимент (реклама) деятельности государственного ведомства. С другой – обнадеживают читателей новостей, что по окончанию проверки Минюста подобная ситуация больше нигде не повторится.

Возможно, действительно не повторится. Скорее всего, Кропачев даже опубликует свою декларацию. Но проблему это никоим образом не решит.

Согласно 16-й статье закона о госслужбе, чиновник подлежит увольнению, если указал заведомо ложные данные об имуществе и доходах. Но доказать умысел сегодня практически невозможно. Получается, закон здесь фактически не действует. Если подмена президентского закона на указ Петра I вызвала в Рунете шок, то бессилие основополагающего антикоррупционного закона по-прежнему остается в тени и не привлекает внимания широких масс.

Цена знаний

Поэтому великодушный жест ректора СПбГУ ничего не может нам сообщить о его личных и профессиональных качествах. Лишний раз отметив "отсутствие обязательств о предоставлении информации о доходах ректора" Кропачев заявил, что регулярно публикует такую информацию на добровольной основе. По его словам, сумма доходов ректора за 2011 год составила: 1 млн. 701 тыс. рублей (зарплата в СПбГУ) плюс 2 млн. 786 тыс. рублей (вознаграждение за членство в наблюдательном совете банка ВТБ). Вряд ли в официальной декларации будет указана принципиально другая сумма.

В принципе, предоставленной ректором информации достаточно, чтобы проверить обоснованность привлечения банка ВТБ к обслуживанию. Поводом для такой проверки могли бы послужить, например, жалобы сотрудников на то, что им  выдали не зарплатные, а кредитные карточки.

Вероятно, после того как Кропачев все-таки подаст декларацию (особенно, если это будет сделано добровольно), последующий интерес борцов с коррупцией к каким-либо странным фактам, касающимся СПбГУ (в открытых источниках их можно найти на любой вкус) будет публично интерпретироваться как некий "заказ" на устранение ректора. Соответственно, появится формальный повод для переключения внимания следователей на поиск абстрактного организатора травли, клеветника.

Во всей этой истории уважения заслуживают только действия борцов с коррупцией. Последовательно добиваясь соблюдения даже самых формальных законов, не отвлекаясь на самые возмутительные провокации, они берут на себя функцию и следователей, и законодателей, и даже образованной части общества.

Обнажение потенциальных правонарушений, бессильных законов, действий манипуляторов – все это чрезвычайно важно для правового общества. Для страны же поныне поделенной на сословия, где "дворяне" (если "родовым имением" считать госслужбу) имеют негласное право отшутиться на любой самый серьезный запрос разночинцев, овладение такими основополагающими инструментами госуправления как спин-технологии выступает в роли социального лифта.

Как показали события последних 2,5 месяцев, верхним этажом этого лифта просвещения все равно остается улица, которая по-прежнему не может влиять на нормальную работу законов. Зато за тот же срок стало не менее очевидно, что именно действия просвещенного класса разночинцев, разбирающихся во всех актуальных манипулятивных и мошеннических технологиях, задают моду государственным мужам. 

Сегодня они копируют формат предвыборных митингов. Завтра вполне могут разделить уличную и сетевую нетерпимость если не к коррупционерам в целом, то хотя бы к откровенным хамам, отказывающимся разговаривать с представителями общества на равных.