Ради увековечивания памяти мирного населения Советского Союза, подвергшегося изгнанию и истреблению в годы Великой Отечественной войны, РАПСИ изучило архивные материалы, свидетельствующие о геноциде граждан СССР.
Судебный процесс по делу о зверствах немецко-фашистских захватчиков и их пособников на территории Краснодара и Краснодарского края в период временной оккупации.
Допрос свидетелей
ТАСС, 17 июля 1943 г. Суд допрашивает свидетеля Козельского – врача Краснодарской городской больницы.
- В первые дни оккупации, рассказывает доктор Козельский, - в нашу больницу явился так называемый немецкий врач, а попросту – гестаповский палач Герц. Он спросил сколько больных, и кто они. Через несколько дней пришла группа немецких офицеров в сопровождении того же Герца. 22 августа по коридорам больницы вновь раздался топот кованных сапог немецкой солдатни. По приказанию Герца в кабинет главного врача собрались все врачи нашей больницы. Герц снял с пояса револьвер, положил на стол и ломанным русским языком спросил:
- Коммунисты, комсомольцы, евреи есть?
Услышав, что среди врачей коммунистов и евреев нет, Герц продолжал:
- Я немецкий офицер, мне приказано изъять отсюда больных. Немецкое командование приказало, чтобы больных во время войны не было. Они должны быть уничтожены. Как их уничтожат, вас не касается.
Воцарилось гробовое молчание. Лица всех присутствующих были бледны, как мел. Кто-то спросил:
- А как же выздоравливающие? Ведь они скоро поправятся, это почти уже здоровые люди.
- Об этом я скажу вам, - грубо оборвал Герц, - а сейчас приступаю к делу.
Я вышел во двор и увидел, что пока Герц нас собирал – погрузка в «душегубки» уже началась. Первое время больные не догадывались, в чем дело, - им сказали, что перевозят в другую больницу, - но потом догадались. Крики и вопли буквально раздирали душу. «Душегубку» загрузили до отказа – она отвозила свои жертвы и возвращалась за новой партией. За несколько рейсов немцы умертвили более 300 больных. Должен добавить, что, уничтожив больных, немцы оставили в больнице небольшое отделение человек на 20 – это была настоящая ловушка, чтобы привлекать и истреблять новых больных – «душегубка» приезжала еще пару раз и забирала тех, кто попадался в эту ловушку. То же самое, как мне потом стало известно, произошло и в детской больнице «Третья речка Кочеты». Очевидцы рассказывали мне, что, когда детей погрузили и машина тронулась, из кузова раздались приглушенные детские крики и плач. Среди работников детской больницы были люди, которые потом лично узнавали своих маленьких пациентов, зверски умерщвленных немецкими извергами. Когда была отрыта одна из ям – в ней обнаружили сорок два трупа с метками детской больницы на белье.
Полностью подтвердила эти показания Козельского свидетельница Анохина. Она лишь добавила, что тех больных, которые не могли идти самостоятельно в машину, немцы выносили на носилках и сбрасывали в кузов.
О трагедии, разыгравшейся в Березанской лечебной колонии, показала свидетельница Мохно.
- Однажды в колонию ворвался немецкий офицер и приказал всех больных отправлять во двор. Тем, кто сопротивлялся, скручивали руки. Их избивали и насильно бросали в кузов.
«Русский больной газом канут», - слышала я, как говорил кому-то, ухмыляясь, немецкий солдат.
Свидетельница подробно сообщает также о фактах немецкой провокации:
- Как-то был пущен слух, что на новом базаре будут раздавать мясные отходы – требуху. Собралось много народа – люди за время хозяйничанья немцев вконец изголодались. Стоят – ждут. Вдруг подъезжает грузовик, оттуда выводят человека в матросской тельняшке, накидывают ему на шею петлю и собираются вешать. Женщины замерли от ужаса, многие заплакали. Тогда матрос крикнул: «Не плачьте, скоро наши вернуться и за все отомстят!»»
Жуткую картину истребления немецкими оккупантами детей воспроизводит в своих показаниях свидетельница Иноземцева – работница детской больницы.
- Тринадцатого сентября, - показывает Иноземцева, - В детскую больницу приехала группа немецких офицеров – Эрих Мейер, Якоб Эйке и другие. Они остались у нас на несколько дней, шныряли по всем палатам, следили за детьми и медицинским персоналом. 23 сентября, выйдя на дежурство, я увидела во дворе большую тёмно-серую машину, внешним видом напоминающую товарный вагон. Высокий немец грубо спросил меня, сколько людей живет в окрестности больницы, и кто они по национальности. Это оказался доктор Герц – один из самых лютых гестаповских палачей. Приехавшие с ним немцы по его приказу начали грузить детей в машину. Одевать детей не разрешали, хотя и сказали нам, что везут их в Ставрополь – а это путь не малый. Дети были лишь в трусах и майках. Закончив погрузку, палачи захлопнули дверь, и машина тронулась, а следом за ней пошла легковая машина, в которой сидели немецкие офицеры. Через 20-25 минут они вернулись и начали пьянствовать. Никогда не забуду, как маленькие дети – среди них были и годовалые – плакали и кричали, инстинктивно чувствуя, что над ними затевают что-то страшное.
- Прощай, товарищ Сталин, прощайте, нянечки, я больше не вернусь, - крикнул один из наших маленьких питомцев Володя Зузуев.
То, что показывает свидетельница Иноземцева, полностью подтверждает и свидетельница Попович: 42 ребенка из детской больницы «Третья речка Кочеты» были зверски умерщвлены немцами в «душегубах».
Свидетельница Ивко, живущая в окрестностях Краснодара, оказалась невольной очевидицей того, что произошло после того, как «душегубка» выехала за ворота детской больницы.
- Как-то приехали к нам немцы, - показывает Ивко, - и заставили жителей вырыть большую яму – сказали, что это для установки зенитного орудия. Ну, мы побоялись ослушаться и вырыли. Через несколько дней около нашей кооперативной лавки остановилась большая серая машина. Из кабины выскочил немец и побежал в направлении колхоза. Я тем временем пошла к машине – слышу приглушенные стоны. Заслышав шаги, я быстро отскочила от машины. Вижу, немец выходит из правления и ругает нашего учетчика – такой, сякой, русская свинья, где хочешь, доставай лопату. Когда лопату достали, машина поехала дальше, прямо к яме, которую мы вырыли несколько дней назад. Минут через 15 туда же проехала и легковая машина с офицерами.
Все мы сразу поняли в чем дело. Наверное, думаем, повезли убивать партизан или евреев. А вскоре прибегает девочка, смотрю, на ней лица нет. Оказывается, она была у ямы, поворошила свеженасыпанную землю, с песком зацепила темно-синюю детскую майку. Потом мы узнали, что здесь немцы закопали детей из больницы «Третья речка Кочеты», которых они удушили газом в «душегубке».
Затем допрашивается свидетельница Рожкова.
- Накануне бегства из Краснодара к нам в дом зашел неизвестный человек. Вернее сказать, не зашел, а заполз. Оказалось, что это пленный красноармеец, узбек. Он выбрался из подвала гестапо после того, как немцы подожгли здание. Мы его напоили, уложили отдохнуть, но все наши старания были напрасны – вскоре он умер.
Прокурор: Как он выглядел?
Рожкова: Он был весь изранен и обожжен, челюсть у него была сбита набок.
Прокурор: Успел он вам что-нибудь сказать?
Рожкова: Единственное, что успел сказать, в камере, где он сидел, было 40 человек и из всех сорока спасся только он один. А остальные все заживо сгорели.
Последней допрашивается свидетельница Гажин. Она жила рядом с домом, где помещалось гестапо, и часто, подметая улицу, наблюдала, что там творится.
- Я много раз, - показывает свидетельница, - слышала женские крики и детский плач. Они раздавались из подвала гестапо. Часто заключенные слабыми голосами просили: «Дайте хоть глоток воды».
Уходя, немцы подожгли дома Госбанка, табачного склада и другие. После взрыва здания гестапо я спустилась в подвал. Кругом лежали обугленные трупы и рядом с ними – покоробившиеся от жара банки из-под бензина. Трупов было так много, что я их не могла сосчитать, и не только в подвале.
Весной нам отвели под огород участок во дворе дома, где помещалось общежитие «зондеркоманды». Когда начали копать, обнаружили несколько трупов замученных советских людей.
(Известия, 17 июля 1943 г.)
*Стилистика, орфография и пунктуация публикации сохранены