Реформы Столыпина одновременно раздражали как радикальную оппозицию царскому режиму, так и убежденных монархистов. Что именно вызывало такое неприятие противоположных политических сил и кто был заинтересован в его убийстве рассказывает, в шестьдесят третьем материале своего тематического цикла юрист, кандидат исторических наук, депутат Государственной Думы первого созыва Александр Минжуренко.

Премьер-министр П.А. Столыпин прекрасно понимал кризисное состояние государства и общества в первое десятилетие ХХ века. И верно представлял возможные варианты развития событий. Острейшие проблемы страны могли быть разрешены либо путем реформ, либо через революцию. И потому он энергично продвигал прогрессивные реформы, откровенно подавая их как меры, способные предотвратить насильственную революцию.

Столыпину удалось, наконец, наладить конструктивное взаимодействие с законодательной властью. Третья Госдума, приступившая к работе 1 ноября 1907 года, оказалась по составу совсем другой, нежели две первые. Особенностью Третьей Думы было то, что в ней фактически доминировала партия «Союз 17 октября». 

Нет, октябристы не составляли большинство в палате, но они имели около 150 депутатов из 446 мест. А так как они по политической шкале занимали что-то вроде центра, то по обе стороны от них находились левые политические силы и правые. К левым отнесем кадетов, трудовиков, социал-демократов, а к правым – консервативные и реакционные монархические и националистические партии. 

В итоге, в Думе и сложилась ситуация так называемого «октябристского маятника». К какому лагерю примкнет при голосовании фракция октябристов – тот и набирал большинство голосов при голосовании.

И это, действительно, было похожим на маятник, так как октябристы в одном случае могли поддержать либеральные проекты, а в другом – охранительные консервативные. И это довольно часто совпадало с намерениями главы правительства. Ведь Столыпин вносил в Думу не только либеральные законопроекты.

Таким образом и сложилось плодотворное сотрудничество Столыпина и партии «Союз 17 октября». И премьер-реформатор торопился использовать эту ситуацию, способствующую проведению его курса. 

Столыпин торопился. Реформами острота кризиса снималась не так быстро. Почти все реформы премьера были «долгоиграющими», т.е. эффект от их проведения сказывался не немедленно, а через годы. Сам Столыпин, понимая это, мечтал о «двадцати лет покоя», в течение которых удалось бы провести все прогрессивные преобразования.

Занимая такое центристское положение по политической шкале, Столыпин вызывал недовольство как со стороны левых, так и со стороны правых политических сил. 

Левые были недовольны тем, что реформы Столыпина являлись реальной альтернативой революции. Особенно гневные статьи по поводу столыпинских реформ публиковал в то время вождь большевиков В. Ленин. И это понятно, так как он представлял самое радикальное крыло в социал-демократическом движении. Он был категорическим противником реформистского пути модернизации России. 

Практически Ленин не скрывал свой лозунг: чем хуже – тем лучше. Чем хуже российскому народу – тем лучше революционерам, так как ухудшение положения народа быстрее приведет к революционному взрыву. А себя они видели руководителями будущей революции. 

И особенно раздраженно реагировал Ленин на столыпинскую аграрную реформу. Интересно, что основоположник учения Карл Маркс и все другие ортодоксальные марксисты никогда не рассматривали крестьян как союзников пролетариата в социалистической революции. И Ленин это прекрасно понимал. Но дело в том, что его сугубо пролетарская партия большевиков очень рассчитывала на крестьянское восстание, которое, конечно же, не будет проходить под социалистическими знаменами. 

Но крестьянские бунты, по мысли Ленина, могут сильно расшатать трон и невольно помогут рабочим, т.е. большевикам, захватить власть и установить диктатуру пролетариата. Поэтому обострение ситуации с малоземельем крестьян также лило воду на мельницу революционеров.

Но Столыпин приступил к снятию этой остроты. И Ленин страстно негодует по этому поводу. Однажды он откровенно проговорился, что, если Столыпину дадут возможность довести свою реформу до конца, то социал-демократам придется вообще исключить аграрно-крестьянскую часть из своей политической программы. 

Другим откровением Ленина было его название реформы Столыпина «последним клапаном» способным предотвратить революцию. Ленин представлял Россию в виде закрытого парового котла, вода в котором уже доходила до кипения. И он с нетерпением ожидал неминуемого взрыва. Но вот Столыпин со своими реформами открывает клапан у котла и накопившийся пар постепенно выходит из него, в результате чего взрыв исключается.

Таким образом, вопрос стоял жестко: Столыпин или Ленин.

Очень недовольны Столыпиным были и крайние правые силы. Для них премьер был опасным либералом, расшатывавшим устои монархического государства. Они не верили в неизбежность революции в случае, если не «стравливать пар».  Отсюда и их непонимание предназначения и цели реформ.

Таким образом, и революционеры и реакционеры не просто были недовольны Столыпиным, но даже ненавидели его. Всего на него премьера совершено 11 покушений.   

Особенно громким был покушение 25 августа 1906 года, когда террористы взорвали казенную дачу Столыпина в приемный день. В результате взрыва было убито 27 человек, 33 были тяжело ранены и многие из них скончались в больницах. Взрывом снесло балкон здания, на котором находились дети Столыпина. При этом няня детей погибла, а дети ранены: 14-летняя Наташа получила перелом обеих ног и была угроза их ампутации.

И все же последняя попытка покушения у террористов удалась. 1 сентября 1911 года в Киевском городском театр эсер Богров смертельно ранил Столыпина. 

Кто же все-таки убил Столыпина? Левые или правые? Глубоко символично, что Богров как раз и выступал в двух ролях: он был эсером, но послан был в театр с оружием в кармане начальником местной охранки Н.Н. Кулябко по согласованию с командиром отдельного корпуса жандармов П.Г. Курловым. Богров был тайным агентом полиции в рядах революционеров.

Можно предположить два варианта подготовки покушения: либо эсеры воспользовались «услугами» охранки и привели свой приговор в исполнение, либо полиция использовала эсеров в целях правых сил. А ведь возможен и третий вариант версии: охранка, узнав о готовящемся покушении, не стала препятствовать убийце и снабдила его оружием и пропуском в театр. 

Следовательно, можно предположить, что в данном случае мы видим чудовищный симбиоз двух полярных политических лагерей, объединившихся для достижения одной общей цели – уничтожения реформатора.

Заинтересованность правых и полиции в убийстве Столыпина видна по ряду признаков. Так, Николай II сильно охладел к премьеру в последнее время. И это заметили все царедворцы и тоже резко изменили отношение к Столыпину. Видимо, правые уже склонили царя к приостановке реформ. Это видел и сам Столыпин. 

Как раз в разговоре о планирующихся мероприятиях с генералом Курловым уже в Киеве премьер сказал: «Это вам придется делать уже без меня. По здешней обстановке вы не можете не видеть, что мое положение пошатнулось, и я после отпуска, который я испросил у Государя до 1 октября, едва ли вернусь в Петербург председателем Совета Министров и министром внутренних дел».

Охлаждение царя по отношению к Столыпину отразилось и в организации визита в Киев. По приезде туда всем придворным подали элитные экипажи, а вот премьер-министру не нашлось места в царском кортеже. Можете себе представить, что о главе правительства «забыли» в службе протокола!? Это был многоговорящий знак. И Столыпин вынужден был передвигаться по Киеву в наемной коляске вне кортежа, что значительно ухудшало условия его охраны.   

И еще, сам Столыпин незадолго до событий в Киеве произнес: «Меня убьют, и убьют члены охраны».

К этому же ряду косвенных улик относится и то, что следствие по делу Богрова велось из рук вон плохо, а уже 12 сентября его спешно повесили. Складывается впечатление, что прятали концы преступления в воду.

Дело же по поводу бездействия высших жандармских и полицейских чинов велось очень вяло. А когда материалы были готовы к передаче в суд, сам Николай вынес резолюцию: «Дело о генерале Курлове, полковнике Спиридовиче и статском советнике Веригине прекратить без всяких для них последствий». 

И эта спешка с казнью Богрова, и оставление безнаказанным «халатность» чинов охранки тоже ложатся в обойму версии о соучастии в убийстве Столыпина правых консервативных и реакционных сил.

С гибелью Столыпина реформы прекратились. И для России теперь оставался наиболее вероятным революционный путь.

И еще что символично: мероприятие в Киеве было посвящено открытию памятника Александру II, тоже реформатору и тоже убитому террористами. 

Продолжение читайте на сайте 30 января