Необходимость предоставления Государственной Думе законодательных полномочий была обусловлена бесконтрольным разрастанием забастовок по всей стране. Однако сразу после появления Манифеста в России первым немедленно стала реализовываться право на проведение шествий и демонстраций. О социальных и правовых аспектах событий конца 1905 года рассказывает в пятьдесят пятом материале своего тематического цикла юрист, кандидат исторических наук, депутат Государственной Думы первого созыва Александр Минжуренко.
Высочайший Манифест от 6 августа 1905 года об учреждении Государственной Думы в качестве высшего представительного законосовещательного органа не выполнил своего предназначения: революционное движение не удалось погасить этой мерой, точнее полумерой. Эта уступка царя оказалась недостаточной для большинства активных участников протеста.
Более того, к концу лета и осенью значительно больший размах приобрело крестьянское движение. Часто оно принимало крайние формы, выражавшиеся в захвате помещичьих земель и разгроме имений.
В это же время на более высокую ступень организованности вступает и рабочее движение. Наивысшим подъемом революции можно считать начавшуюся в октябре в Москве забастовку, которая затем довольно быстро переросла во всеобщую. В историю это событие вошло под названием Всероссийской октябрьской политической стачки.
У властей оставался классический выбор: либо силой подавить все революционные выступления, либо пойти на уже более существенные принципиальные уступки.
И попытки силового пути были предприняты. В качестве исполнителя этого варианта борьбы с революцией был избран Петербургский генерал-губернатор Д. Трепов, который одновременно стал товарищем министра внутренних дел. Ему подчинили и полицию, и отдельный корпус жандармов.
Этот генерал стал особенно известен тем, что распространил в октябре 1905 года по столице свое объявление с обращением к населению, где, заявлял, что он не допустит в городе массовых беспорядков и что в случае попыток устройства беспорядков, «таковые будут прекращаемы в самом начале и, следовательно, серьезного развития не получат. Войскам и полиции мною дано приказание всякую подобную попытку подавлять немедленно и самым решительным образом; при оказании же к тому со стороны толпы сопротивления – холостых залпов не давать и патронов не жалеть».
Однако масштабы всеобщей октябрьской забастовки разрастались и заставили думать снова о политике уступок. Страна была буквально парализована в результате всеобщего протеста. В стачке принимало участие более 2 миллионов человек.
Особенно болезненными для правительства было повсеместное прекращение работы железных дорог и такая же всеохватывающая забастовка телеграфных служащих. Из-за них власти не могли перебрасывать необходимые для подавления вспыхнувших восстаний войска и не имели связи и необходимой информации от губернаторов и военных.
В известном смысле правительство потеряло возможность управления страной: даже правительственные распоряжения и царские указы не доходили до регионов. Подавить это всенародное движение силой не представлялось возможным.
Стало ясно, что теперь уже речь могла идти только о реформах конституционного уровня. И в разгар всероссийской стачки 17 октября 1905 года император Николай II подписывает Манифест об усовершенствовании государственного порядка.
Автором этого документа был председатель Комитета министров Сергей Юльевич Витте. Он смог убедить колеблющегося царя в необходимости предоставления Государственной Думе законодательных полномочий.
Витте считал, что этой мерой вполне могут удовлетвориться либералы и они, скорее всего, прекратят участие в революционном движении. Это, по его словам, приведет к расколу протестного лагеря и ослаблению революционного натиска на власть.
Идею С. Ю. Витте активно поддержал дядя царя – председатель Совета государственной обороны великий князь Николай Николаевич. Со свойственной ему напористостью и энергичностью он сказал в решающий момент: «Сейчас пойду к Государю и буду умолять Его подписать манифест и программу графа Витте. Или Он подпишет, или я у Него же пущу себе пулю в лоб из этого револьвера».
Высочайший манифест был очень коротким. В нем говорилось о том, что царь решил:
«1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав.
3. Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы, и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей».
О подготовке Манифеста знал только очень узкий круг людей. Никто заранее не известил ни полицию, ни министров, ни региональные власти. Это было беспрецедентным, так как в подобных случаях властям на местах всегда предварительно сообщалось содержание манифестов царя и давались толкования документа, подробные инструкции и рекомендации об их поведении и действиях в момент оглашения манифеста.
Это привело к полной растерянности чиновников, к тому, что полицмейстеры и губернаторы буквально не знали, как они должны реагировать на покатившиеся по городам манифестации, на которых приветствовалось появление в государстве Российском «конституции и парламента». Но на их запросы в Санкт-Петербург не отвечали и столичные сановники, сами пребывавшие в неведении и растерянности.
Реакция различных слоев населения на Манифест была часто диаметрально противоположной. Интеллигентная публика, студенты, предприниматели, служащие частных контор отмечали появление этого документа как великое долгожданное праздничное событие.
И совсем по-другому отреагировали консервативно настроенные россияне. Они правильно поняли то, что революционеры буквально вынудили императора подписать этот указ, «вырвали из рук» царя Манифест, ограничивающий самодержавность. Переход законодательной власти от царя к выборным от народа вызывал у реакционеров категорическое неприятие. И эти люди дружно выступили в защиту старых прежних государственных устоев.
Манифестации черносотенцев были не менее многолюдными, чем демократические демонстрации. И в целом ряде городов случились столкновения противоположных друг другу шествий. Они выливались в настоящие массовые рукопашные схватки с большим числом пострадавших.
Однако местные власти и полиция не решались теперь, при объявленной «конституции», запрещать демонстрации и не вмешивались в эти стычки, так как не знали, как вести себя в подобных случаях, чью сторону принять.
Продолжение читайте на сайте 28 ноября
