Продолжаем совместный проект с историографическим сообществом «Политика на сломе эпох» под общим названием «Парламентаризм новой России». В рамках этого проекта наши читатели смогут прочитать интервью с депутатами Госдумы России первого созыва, узнают, как строилась работа в парламенте и какие они, народные избранники, лично.

Наш очередной гость – депутат Госдумы РФ пяти созывов Владимир Плотников.

- Скажите, что Вас подтолкнуло к тому, чтобы пойти на выборы в Госдуму РФ первого созыва, стать депутатом?

- Руководство района и искреннее желание помочь развитию сельского хозяйства. Я до выборов в Государственную Думу не раз участвовал в выборах в Верховный совет. Лет мне еще было мало, но опыт уже имелся. Тогда руководство района меня вдохновило, объяснив мне: «Это важно, это надо, не всех избирают, а тебя могут избрать».

- Вы все время по одномандатному округу шли, кроме того времени, когда одномандатные округа были отменены?

- Да, из пяти раз я по одномандатному округу шел три раза, а по списку – два. Сейчас, кстати, в Государственной Думе всего три человека, которые имеют такой опыт и такое количество избраний по одномандатным округам: Грешневиков, Харитонов (с обоими депутатами опубликованы интервью на сайте РАПСИ) и я.

- Вы ощутили разницу в том, как избираться по одномандатному округу и по списку?

- Я считаю, что система, когда есть возможность избираться по округам, а не только по партийным спискам, она более перспективная и правильная. Потому что в таком случае у избирателей связь с депутатом более тесная, и для депутатов это правильное решение. Жизнь показала и оправдывает такой подход. Тем более, когда более-менее уже сформированная политическая система, партии уже вырисовывались, как карта политическая.

- Вы избирались пять раз, с Вашей точки зрения, выборы друг от друга отличались технологически от тех, что были в первую и вторую Госдумы?

- Да, отличались и заметно. Сейчас научились избираться, делать технологию. Также очень важный фактор – ресурс административный работает. И мощь партии имеет большое влияние на выборы, в том числе, потому что партийная структура влияет на приведение кандидата к победе. Это все очень важно: и административная суть, и политическая суть, партийный ресурс.

- У Вас в первом созыве много было конкурентов, трудная была борьба?

- Борьба трудной была во всех созывах, выборы – это всегда непросто. Всегда какие-то особенности, всегда какие-то новые моменты, эмоции, волнение, напряжение. Но это естественно. Это же не прогулка какая-нибудь, поэтому легко по округу никогда не бывает.

На первых выборах в первую Государственную Думу у меня было 11 конкурентов. Но, что интересно, потом один за другим они начали снимать свои кандидатуры. Снимались-снимались, в результате под выборы осталось трое. И в напечатанном бюллетене было три фамилии. А за день до выборов и третий снялся, но его фамилия была уже в бюллетене, пришлось избиркому его вычеркивать вручную, таким образом, избирали из двух человек. Вот такая была история.

- Некоторые эксперты считают, что Борис Ельцин дистанцировался от выборов в первую Государственную Думу, сконцентрировался на принятии Конституции, которую принимали в тот же день, когда и были выборы депутатов. За счет этого Дума получилась очень пестрой со стороны демократических сил. Вы согласны с этим мнением?

- Да, я согласен с этим, что ресурс не работал, и процесс выборов был самостийным, процесс шел, как он шел, и вмешательства особого не было. Это правда. Как участник этого процесса могу констатировать, что действительно так оно и было.

- Борис Ельцин, как Вы думаете, правильно поступил, что отстранился от выборов в Думу?

- Я думаю, что, может, он потом и жалел, что была важнее Конституция, потому что выборы были в декабре 1993 года, а в октябре расстреляли Верховный Совет, законно избранный парламент. Поэтому, как мне думается, надо было успокоить массы и, естественно, чтобы нивелировать те потрясения, которые были, те нарушения, которые были. Нужна была Конституция. И, конечно, Конституция была важнее, чем выборы, чем Дума, потому что Конституция определяла ограниченные возможности для Думы и большие полномочия для президента. После принятия Конституции у нас страна превратилась из Российской Федерации, где парламент был главенствующим, где были полномочия парламента основные, и парламентская республика, в страну с президентской формой правления, потому что в новом основном документе страны были прописаны большие полномочия президента. Естественно, он думал про это. А что там - пусть кто хочет идет, мы все равно найдем управу, всех выставим, отстроим и, как надо, сделаем. Я так предполагаю.

- Тогда довольно удивительным, непрогнозируемым и тем, что не показывали опросы, стало то, что по спискам выиграла ЛДПР. Как Вы думаете, почему это произошло, почему именно эта партия выиграла? Может быть, это было протестное  голосование?

- Отчасти это было протестное голосование, потому что расстреляли тех, кто действовал. Нужны были новые какие-то силы, новые лица, новые люди. Сыграл роль и популизм Владимира Вольфовича, когда дали ему эфирное время, он в неограниченном количестве сидел в эфире и общался с населением страны, это был тогда важный ресурс для того, чтобы люди голосовали. Таким образом, в выигрыше ЛДПР был: и протест, и новшество в политике, и оригинальность поведения Жириновского, и популизм, поэтому так и получилось. И, конечно, ослабление административного ресурса, который не работал, все на самотеке было. Все это в совокупности и привело к тому, что ЛДПР победила, набрала больше всех по спискам.

- Уже в Думе произошел другой удивительный случай. Спикером парламента стал Иван Петрович Рыбкин, представитель партии, в которой тогда состояли и Вы, «Аграрной партии России». Прямо скажем, не самая многочисленная фракция, рядовой член фракции стал главой нижней палаты российского парламента. Почему именно он?

- В то время я, наверное, был один из немногих, кто знал Ивана Рыбкина больше всех, я учился в том же институте, где он был преподавателем. Потом был завкафедрой, потом был председателем парткома, и в коммунистическую партию меня не принял, студента. Представляете, какая история была? То есть, я его знаю давно и хорошо. Он очень отдаленный человек и талантливый. Он был руководителем фракции коммунистов в Верховном Совете, прошел по округу здесь и там, потом пришел в «Аграрную партию».  Его потенциал знали, и ресурсы знали. Поэтому, и на стыке, когда были разобщены либерально-демократические, демократические силы, тогда не было перевеса ни у кого, он был удобной кандидатурой. Надо сказать, его выбрали с перевесом в один голос, в первой Думе было, кажется, 446 депутатов, надо набрать для прохождения 223 голоса. И когда прошло голосование, было 222 за него, и 202 за нашего выдающегося штангиста Власова. И одни бюллетень то ли испорченный, то ли еще что-то с ним было. И голосовали за этот бюллетень отдельно. И как Дума проголосовала, в чью пользу? Вот этот голос был «за» Рыбкина, ему присоединили один голос, и он одним голосом победил Власова.

- Как Вы думаете, он справился со своими обязанностями?

- Да, Иван Рыбкин справился с обязанностями. Тогда надо было управлять Думой, в то время вы не представляете, какой разлад был. Один голос, туда-сюда, один голос, буквально, решал все. А еще были и такие персонажи, как депутат Марычев, который опережал в популизме Владимира Вольфовича. Были микрофоны в зале, каждый хотел высказаться, это было сложно, и надо отдать должное Рыбкину, он просто молодец, он шаг за шагом, потихоньку-потихоньку завоевывал авторитет у депутатов. Не говоря уже о том, что ему еще надо было строить отношения и президентом, и с Черномырдиным, что он успешно сделал. Это большая заслуга состоялась, благодаря личностным качествам Ивана Петровича Рыбкина.

- Интересно, почему тогда во втором созыве не его избрали повторно на пост спикера, а тоже достойного, но новичка - Геннадия Селезнева?

- Потому, что его Борис Николаевич Ельцин подставил. Ельцин и его окружение тогда решили, что будет два фронта: один левый, один правый. Левый возглавит Рыбкин, а правый возглавит Черномырдин. И левые, с которыми никто не посоветовался, опешили от такого заявления и обиделись на Рыбкина. Кстати, это было серьезным ударом, который левый фланг разрушил. Все было разрушено. В результате, при голосовании на пост спикера Госдумы второго созыва, это Рыбкину припомнили.

- На первом заседании первой Госдумы Виктор Черномырдин с приветственным словом. Он призвал депутатов исключить из лексикона народных избранников слова «нетерпимость» и «нетерпение». Как Вы думаете, депутаты прислушались к тогдашнему премьеру, они были толерантны друг к другу?

- Тогда было очень трудно правительству работать. Была разобщенность, и правительство не знало, как с депутатами работать. По каждому вопросу, по любому, была  непредсказуемость. Никто не знал, то ли пройдет, то ли не пройдет через Думу то или иное предложение. Договоренности нарушались: сегодня одно говорили, завтра на голосовании все наоборот. Министрам доставалось, поэтому была неуправляемость, и это создавало помехи в работе правительства. А депутаты тогда чувствовали себя влиятельными людьми, с ними считались, их убеждали, уговаривали где-то, шли на компромиссы, шли на какие-то уступки, даже заискивали перед депутатами, чтобы получить большинство. И я думаю, что Черномырдин это испытал как председатель правительства в полной мере.

- Кстати, некоторые Ваши коллеги по той думе говорят, что на депутатов со стороны исполнительной власти оказывалось давление. Другие говорят, что как такового давления не было, а присутствовал подкуп депутатов со стороны бизнес-структур и прочих структур. Скажите, Вы испытывали хоть что-нибудь из этого?

- Тогда был нарастающий отряд «новых русских», и они, конечно, хотели не только приватизировать предприятия, но они хотели участвовать в политической жизни. Один раз, это было уже во второй Думе, когда голосовали за импичмент Ельцину, предлагали, мол, если вы не будете голосовать, то вам могут дать то-то и то-то. Я был среди депутатов, которые по всем пяти вопросам проголосовал за импичмент. А что касается работы, то в первой Думе кого-то убеждали, по-разному было, но не было вертикали, дисциплины. Все себя, особенно одномандатники, чувствовали себя более свободными. Это было.

- Вы в первой Думе были в мандатной комиссии. Чем она занималась?

- Сейчас всеми аналогичными вопросами занимается комиссия по депутатской этике, а тогда это назвалось «Мандатная комиссия». Разборки, наказания, кого-то журили...

- Кроме того, во всех созывах Вы были в комитете по аграрным вопросам. Во время работы в этом комитете Вам удалось реализовать себя, свои идеи?

- Это сложный вопрос, я думаю, в законотворчестве еще никто никогда не реализовал себя. Но я участвовал активно в отстаивании интересов тех, кто работает на земле, в деревнях и селах. Я помню, в первой Думе был интересный момент, принимали программу приватизации. Все говорят, ну, как это, программу приватизации нельзя принимать, мы против приватизации, против того, как она происходит. А более опытные говорят, принимать программу не значит, что вы «за», но, когда программа есть, то можно что-то спросить и как-то участвовать в регулировании, в анализе. А эта программа – это лучше для тех, кто приватизацию добровольно делает. И, в конечном счете, разумный голос не был услышан, не поддержали программу приватизации. А приватизация шла. И  это было нужно той группе людей, которые вели эту приватизацию. Вот такие уроки.

- В первой Думе в полный рост шла работа над Земельным кодексом. Трудно шла работа над ним?

- Земельный кодекс принимался очень трудно, да. Потому, что это было на стыке того, что надо было. Сначала начали очень либерально, все колхозы, совхозы разогнали, потом поняли, что это не то. Потом хотели также законодательство подвести. И потом уже консервативная часть, аграрии в том числе, были против либерального подхода в преобразовании деревни и не поддерживали Земельный кодекс. Тот вариант, который был со стороны правительства предложен. Но мы его потом переделывали, ограничивали, и были внесены все поправки, чтобы не дать огульно все раздать, все приватизировать, особенно землю, и не дали возможности продавать землю. Это было как раз и моим результатом работы в первой Думе. Я не позволил продавать землю. Не было никаких статей, которые позволяли бы продавать сельскохозяйственные земли.

- А есть еще какие-то законодательные акты, принятые первой Госдумой, которые бы Вы отнесли себе в заслугу?

- Был закон о закупках и поставках продовольствия для государственных нужд. То есть, сформировать государственный заказ на какой-то определенный вид продукции, чтобы уже можно было гарантированно сбывать, чтобы какие-то были факторы, позволяющие регулировать цены, более системно решать. Приняли. Потом, что касается технической модернизации сельского хозяйства, мы начали думать о социальном развитии села в первой Думе. Эти вопросы возникали и после дискуссий, споров, принимали.

- Скажите, Вы можете назвать какой-нибудь закон или несколько законов, которые бы Вы сочли самыми существенными из того, что приняла Государственная Дума первого созыва?

- Я думаю, что, наверное, Бюджетный кодекс, это как экономическая конституция. Надо же экономику выстраивать по каким-то правилам, а правила – закон. И Бюджетный кодекс с трудом шел, и его приняли в конце первого созыва. Это был большой и важный документ. С политической точки зрения - амнистия, когда освободили тех, кто был в Лефортово после октября 1993 года. Тогда был в обществе настрой на примирение. Голосовали за него тоже непросто. (О том, как принималась эта амнистия для РАПСИ писала Алла Амелина). Больше всего времени и споров было о Земельном кодексе.

- Почему Вы расстались с «Аграрной партией»?

- Мы не расстались с «Аграрной партией». Это было серьезное решение, которое приняли все после встречи с президентом Путиным. На встрече был весь руководящий состав партии. Все высказались за то, чтобы объединиться с «Единой Россией». Тогда наша  партия проиграла, а аграрные вопросы надо было решать. Потом президент сказал, что это очень важно и для «Единой России», и для «Аграрной партии», чтобы вместе решать аграрные вопросы. И в правлении почти все проголосовали «за» объединение с «Единой Россией». И, когда был съезд, это было в 2008 году в октябре, тогда всего четыре человека «воздержалось». В руководящем составе «Аграрной партии» сейчас тоже остались некоторые товарищи до сих пор. Процесс объединения был непростой, конечно, но вариантов просто не было.

- То есть, это было чисто технологическое решение?

- Аграрники всегда думают, где лучше им, чтобы решать вопросы. И «Единая Россия» была правящей партией. Не кто-то сказал, а сказал президент, Владимир Владимирович, это важно для нас, для страны. С коммунистами почти никто не остался. А Харитонов еще раньше же отошел, не тогда, когда объединялись, он еще раньше ушел.

- «Аграрная партия» всегда была ближе к КПРФ, со дня ее появления на свет, с первого созыва Госдумы. Мне Николай Харитонов  рассказывал, что она создавалась в период, когда КПРФ была запрещена, и идея состояла в том, что если КПРФ не восстановят в правах, то коммунисты полным составом войдут в «Аграрную партию» То есть, партия была по сути коммунистическая. Почему Вы выбрали «Единую Россию», а не примкнули к близкой КПРФ, порождением которой, собственно, была «Аграрная партия»?

- Отчасти Николай Михайлович прав. «Аграрная партия» создавалась при поддержке коммунистов как запасной вариант. «Аграрная партия» была создана в 1993 году, и она шла-шла, а процесс объединения был уже в 2008 году. Пятнадцать лет прошло. Надо также понимать, что это были уже не девяностые годы, когда КПРФ была на коне. Если бы вопрос объединения стоял в девяностых годах, было бы и решение другое. А в 2008 году коммунисты уже были слабые, невлиятельные, не было возможности решать те аграрные проблемы, которые есть. Это был такой серьезный, объективный фактор, который сподвиг всех к объединению с «Единой Россией». Это была добрая воля всех партийцев. Николай Михайлович просто более известный, более узнаваемый человек, ему там просто было выгодно, коммунисты ему пообещали, а мы ничего не пообещали, в депутаты не взяли. А «Единая Россия» нам помогала в регионах, и депутатами становились от «Единой России».

- Первая Дума была местом для дискуссий?

- Да, была.

- А в последующих созывах она сохранила дискуссионность?

- Я думаю, сохранила и всегда сохраняла. Просто это выражение, которое неправильно немножко интерпретируют, оно и должно быть, и есть, и будет дискуссионным местом.

- Традиционный вопрос, который я задаю всем, с кем беседую. Продолжите фразу: «Госдума России первого созыва – это: …»?

- Она была очень живой и непредсказуемой.

Справка: ПЛОТНИКОВ ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ.

Родился 30 ноября 1961 года в селе Гусевка Ольховского района Волгоградской области.

Вся трудовая деятельность Плотникова связана с сельским хозяйством.

Окончив с отличием агрономический факультет Волгоградского сельскохозяйственного института (ныне Волгоградский государственный аграрный университет), начал работать агрономом-семеноводом совхоза «Гусевский» Ольховского района Волгоградской области, был главным агрономом, первым заместителем директора данного хозяйства.

Окончил Дипломатическую академию МИД РФ в 1997 г.

Депутат Государственной Думы первого (1993—1995 гг.), второго (1995—1999 гг.), третьего (1999—2003 гг.), четвертого (2003—2007 гг.) созывов, избранный по Михайловскому одномандатному избирательному округу Волгоградской области.

С 2009 по 2014 гг. — член Совета Федерации от Волгоградской областной Думы.

С 2014 по 2016 гг. — заместитель председателя Волгоградской областной Думы.

С 2016 г. — депутат Государственной Думы VII созыва.

Беседовал журналист, исполнительный директор историографического сообщества «Политика на сломе эпох» Артем Амелин.