Продолжаем совместный проект с историографическим сообществом «Политика на сломе эпох» под общим названием: «Парламентаризм новой России». В рамках этого проекта наши читатели смогут прочитать интервью с депутатами Госдумы России первого созыва, узнают, как строилась работа в парламенте и какие они, народные избранники, лично.

Наш очередной гость – юрист, депутат Госдумы РФ четырех созывов Виктор Похмелкин.

- Первый вопрос, как всегда: Виктор Валерьевич, как Вы пришли в политику и в первую Государственную думу?

- Я всей душой принял реформы Гайдара и его команды. Не только потому, что они изменили страну в лучшую сторону, но и потому, что они позволили мне (как и многим другим) заниматься любимым интересным делом, еще и зарабатывать на этом. В начале 90-х годов я ушел из органов внутренних дел, в которых служил в те времена, и создал свою юридическую фирму в Перми с громким названием «Институт правовой политики». В рамках этой фирмы я проводил очень интересную работу, так как все менялось, многое  ломалось, старые юридические нормы не действовали, новые еще были в процессе становления, никто ничего не понимал. И в этих условиях людям творческим, креативным было очень интересно. Мне приходилось заниматься самыми разными проблемами. Мы в нашей фирме готовили новые уставы для города Перми, регламент борьбы с преступностью для области. Тогда во всю шла приватизация, и мы помогали собственникам в этом процессе, работали со средствами массовой информации, в том числе и с политиками.

Таким образом, меня и мою команду узнали. И в 1993 году, когда произошли всем известные события и были назначены выборы в первую Государственную думу, мне поступило предложение от уполномоченного представителя президента баллотироваться от избирательного блока «Выбор России» по Пермской области. Не скрою, предложение было непростое для меня, потому что, в общем, мне политика всегда была интересна, но я больше себя видел экспертом, чем автором. Но тут, видимо, как-то что-то во мне разглядели.

И вот, я втянулся в эту борьбу, это были очень интересные выборы, самые романтичные. Что характерно, и костяк моего штаба, и финансовую базу моей кампании составили мои клиенты. То есть мои друзья, они же и мои клиенты, предприниматели, когда узнали об этом предложении, меня горячо поддержали и деньги выделили, и людей, и транспорт. Хотя, в общем, денег все равно было немного, кампания была крайне малобюджетная. На все про все потратили где-то 11 миллионов рублей. Это до деноминации. Сейчас это примерно в районе 110 тысяч. Смешно сказать.

Выиграл довольно уверенно. Так что, в отличие от моих коллег, у которых был опыт в «Демократической России», в других политических организациях, у меня в первой Государственной думе это был фактически первый практический политический опыт. То есть до тех пор я занимался больше консультированием и юриспруденцией. Ну и, конечно, решающим фактором послужило то, что было много законодательной работы тогда, а мне было что предложить. То есть для профессионального юриста первая Государственная дума это крайне интересная вещь и неслучайно там действительно пришлось заниматься массой интересных законопроектов

- Скажите, Вы избирались и в последующие созывы Госдумы. Они были столь же интересными?

- Выборы все более профессионализировались. Романтики там было все меньше. Но, надо сказать, все четыре выборные кампании, в которых я участвовал, были честными и конкурентными. Ни в одном случае не было использования административного ресурса в чью бы то ни было пользу. Скажем, у меня на вторых выборах соперником был начальник ГУВД. Но при всем при том областное руководство поддерживало меня, и это уравновешивало ситуацию. Поэтому сказать, что все было в одну калитку, нельзя. Тем более, что я сам с милицейским прошлым.

И, конечно, чем дальше, тем, с одной стороны, было сложнее, потому что фавориту всегда тяжело, всегда грустно от каких-то невыполненных обязательств, обещаний, разочарования действующим законодательством. Но в любом случае это были выборы. Ни в одной, повторяю, из этих кампаний я бы не мог сказать, что кто-то на что-то давил, где-то кто-то имел какой-то решающий административный перевес. Выборы были, в общем, в известной мере непредсказуемыми. И неслучайно у меня всегда было много серьезных соперников.

Пожалуй, только в четвертой Государственной думе, как ни странно, две главные партии, которые тогда были наиболее сильные, - «Единая Россия» и КПРФ – ни одного кандидата не выставили, посчитав, что это бессмысленное занятие. Но это была четвертая Дума, за плечами было много чего. А вот самые тяжелые и нервные были выборы в третью Думу.

- После того, как демократы с треском провалились на выборах во вторую Госдуму?

- Да. Потому что хотелось не просто выиграть самому, но еще и фракцию провести. Мы тогда сформировали избирательный блок «Союз правых сил». Который до этого назывался «Коалиция «Правое дело». И со мной бились тогда насмерть. Все кандидаты в конце концов как-то объединились против меня, там был и компромат, и грязные технологии. Это было. Административного ресурса – нет, а это было по полной программе. Не говоря уже о том, что мне еще приходилось тащить, прямо скажем, не самый популярный блок. Потому что, там, Кириенко – это дефолт 1998 года, Чубайс – понятно, это известная фигура. Немцов с Хакамадой – сказать, что они были бешено популярны тоже нельзя. Против меня тогда распространили якобы «черную» рекламу: фотографию, где я стою в обнимку с Гайдаром и Чубайсом. Нашли чем меня скомпрометировать. Я потом, кстати, обоим сказал: «Ребят, все, давайте реально фотографироваться, потому что уже не отвертишься». А это был монтаж, такой фотографии, к сожалению, не было, и потом так и не удалось сфотографироваться, к сожалению.

Тогда наш результат в Перми был один из лучших, третий по стране. Мы уступили только Самаре, там был Титов, губернатор действующий. И Питеру, и то совсем немного. А так,  заняли третье место, и удалось провести аж трех депутатов по той группе, которую я возглавлял. Плюс я еще выиграл округ.

Действительно, первые два года третьей Думы были сопоставимы с первой Думой, где не было ни у кого какого-то решающего перевеса, было много интересной законодательной работы. Фактически продолжался процесс реформирования законодательства. И плюс я как бы занял еще новую позицию, я стал первым заместителем руководителя фракции, а это человек, который отвечает за законотворческую работу по фракции в целом. И по должности член совета Думы и так далее. Это дало мне много дополнительных возможностей. Ну, а дальше, к сожалению, произошло то, что произошло – не удалось удержать коалиционное единство. В этом и моя вина, конечно, тоже есть.

- Это, пожалуй, был уникальный случай, когда демократам удалось объединиться в единую политическую силу для достижения общей цели.

- Ну, знаете, всем демократам никогда не удавалось объединиться. Здесь удалось сделать то, что старые демократы, которые составляли костяк демократических сил России, правозащитники, смогли войти в состав. К сожалению, ненадолго. По крайней мере, на  выборы в третью Госдуму, скажем так, вошли представители нового среднего класса, который стал формироваться в стране - бизнеса, менеджмента.

Кстати говоря, мы были с ними совсем разные. Мы их долго не понимали, это была  разность менталитет, разная психология. Но все-таки у нас были какие-то общие представления, ценности, удалось некую формулу выработать и списки согласовать. И я в то время был одним из главных переговорщиков. Помню, как приехал с одних очень сложных переговоров и Егор Тимурович Гайдар меня коньяком отпаивал.

- Скажите, пожалуйста, в первой Думе для того, чтобы либо принять, либо провалить какой-то законопроект, ЛДПР с удовольствием кооперировались с КПРФ и наоборот. А почему демократам не удавалось договориться? Почему для принятия даже некоторых важных, нужных законопроектов не удавалось объединиться «Выбору России» с «Яблоком», например?

- Я не могу согласиться, что это было так тотально. По многим законам мы договаривались, у нас были согласованы позиции. Скажем, что касается комитета, где я работал, там, в общем, никогда не было особых проблем.

Мы реально договаривались по вопросам уголовного кодекса, гражданского кодекса, законам судебной системы и так далее. Наверное, было сложнее по экономическим законам. Я ими меньше занимался, поэтому тут как раз у Явлинского с Гайдаром были расхождения. И то, что касается законов общеполитических, например, о развитии демократических институтов, о защите прав человека, то тут, в общем, проблем не было.

- Но в первой Думе, когда принимался закон о выборах депутатов, «Яблоко» не стало вступать в коалицию с другими демократами, а выступило со своим собственным, заняв третью позицию, усложнив и без того трудное принятие этого закона.

- Знаете, честно говоря, я тогда этот закон и процесс расхождения не считал фатальным. Там было даже не «Яблоко», там был Виктор Шейнис – человек глубоко уважаемый мною, но удивительно упертый. Вот он пытался любой ценой протащить свой закон, зацикливаясь на каких-то мелочах, с нашей точки зрения. Нам было отведено законом всего два года, нам надо было к следующему циклу подготовить как можно быстрее множество законов. И, в конце концов, дело не в этих нюансах, эти нюансы можно было доработать потом, главное было некоторые принципиальные положения. А для Шейниса вот эти мелочи были сверхпринципиальны. И он говорил – если не так, то никак. И тут был вопрос – или мы все-таки двигаемся, или зависаем в куче мелочей.

Надо было двигаться вперед. Повторяю еще раз – в большинстве случаев каких-то проблем с «Яблоком» не было. Более того, в первой Думе договаривались не только с демократами, там договаривались иногда даже с коммунистами. Расскажу один эпизод. Принимали закон о содержании под стражей обвиняемых и подозреваемых. И у нас с коммунистами вышли резкие разногласия по поводу того, какой должен быть режим содержания человека. Мы им говорили, все-таки «обвиняемые» и «подозреваемые», и вообще, человека голодом морить нельзя: ни обвиняемого, а уж тем более подозреваемого, вина которого еще пока не доказана. А они настаивали на ограничении передач, на ограничении свиданий.

- Такие, застарелые коммунистические штучки.

- Да-да. Тоталитарные штучки. И тогда, я помню, подошел к Анатолию Ивановичу Лукьянову, он только-только вышел из тюрьмы, в связи с делом ГКЧП, и говорю, мол,  Анатолий Иванович, ну вы же понимаете о чем речь, поддержите, ну что ж такое, нельзя людей голодом морить. Он отвечает: «Виктор, не беспокойтесь, я поддержу». И это был, на минуточку, человек всегда занимавший наиболее консервативную позицию, мой главный оппонент в первой и второй Государственной думе. Вслед за Лукьяновым  поддержало большинство коммунистов, и благодаря этому закон прошел. В нашей редакции,  фактически либеральной. Были и такие эпизоды.

- Вернемся к выборам. Виктор Валерьевич, тогда, на выборах в первую Госдуму, ЛДПР по спискам выиграло выборы. Как Вы думаете, почему? Это было протестное голосование?

- Конечно. Понимаете, тогда ведь столкнулись две волны. С одной стороны, крайнее недовольство коммунистическим режимом, все понятно было. А с другой стороны, уже было недовольство и реформами начавшимися, потому что, конечно, они имели серьезные побочные негативные последствия. Кроме того, очень сильно повлияла история с тем, как разрешился кризис октябрьский 93-го года. Именно «как». По закону пропаганды ведь запоминается последнее. Вот и запомнился людям расстрел парламента, а не то, что эти парламентарии ставили палки в колеса развития страны, создавали фактически бандформирования.
При этом, кстати, многие работники и депутаты Верховного Совета перешли в Думу затем. Я потом у них спрашивал, хоть кто-то из них пострадал? Ни одного не назвали. Я не нашел ни одного не то что убитого, а даже пострадавшего. Не говоря уже о том, что каждый из них получил по квартире на Рублевском шоссе, согласно указу Ельцина.

В этих условиях все это легло на телешоу Жириновского, который вещал и говорил все, что нравится людям. И тут все сошлось: с одной стороны, Жириновский начал формировать свой электорат, вот этих маргиналов, так сказать, люмпенов, людей не очень далеких, но желающих быстрое решение, а с другой стороны – накопился протест. Куда его было вынести? Протест и против коммунистов, и против демократов. А тут третья сила, вот она – ЛДПР, голоса ушли сюда.
При этом, победа была не абсолютной. В крупных регионах выиграл «Выбор России», я хочу напомнить. Не говоря о том, что «Выбор России» в результате стал самой крупной фракцией – одномандатников больше всего было у «Выбора России». Так что, собственно говоря, победы-то никакой там не было. Но то, что это было мощное протестное голосование – да.

- Завершая выборную тематику, задам такой вопрос: существует мнение, что Борис Ельцин отстранился от выборов в Государственную думу, не выделив никого для того, чтобы сделать партией власти. Сделав это, он облегчил бы многие вопросы: и выборы, и законотворчество. Почему это произошло, по Вашему мнению?

- Он отстранился, это правда. Но я не считаю, что это плохо, я считаю, что это хорошо. И в результате Дума-то получилась достаточно пестрой и она стала, с одной стороны, площадкой для дискуссии, что очень хорошо для парламента, с другой стороны – очень эффективным законотворческим органом. Кстати, благодаря тому, что ни у кого не было  устойчивого большинства, приходилось договариваться, идти на какие-то компромиссы. Если посмотреть, сколько первая дума приняла законов, очень серьезных, фундаментальных за неполных два года, это просто нонсенс.

Кроме того, я думаю, что проблема даже не в Ельцине. Не было единства среди бюрократии и не было единства среди демократов. Поэтому, поскольку не было этого единства, то разделились на несколько политических сил, и в общем, на мой взгляд, это благо для страны. Кстати, то же самое было в третьей Государственной думе, когда партии власти единой не было. Была там партия регионов, так скажем, опирающаяся на региональную бюрократию, и плюс к этому какая-то часть бюрократии примкнула к СПС, и это дало более пеструю картину.

Это был гарантия того, что не было монополии. Поэтому, во-первых, просто не было объективной возможности вот такой консолидации, которая потом появилась у Путина. А,  во-вторых, повторяю, это был бы не очень удачный шаг, он вряд ли бы принес большинство и адекватность политической системы.
Это было подтверждено следующими выборами, когда пытались создать протопартию власти - НДР – и подвели под нее систему. Она же просто проиграла, провалилась. И КПРФ доминировала на выборах вместе с ЛДПР. В тех условиях это было неправильно.

- Перейдем непосредственно к законотворчеству. Мало кто знает и помнит, что в новейшей политической истории есть такое понятие как «предпарламент», введенное Михаилом Митюковым, Вашим коллегой по фракции и по Думе. Это комиссия, которая разработала законодательные акты, которые потом были внесены в Государственную думу первого созыва. Насколько эти акты были проработаны, и насколько они составляли существенную часть законотворческой работы?

- Я думаю, что это была важная работа. Но, во-первых, не по всем направлениям удалось подготовить такие проекты. И, во-вторых, конечно, жизнь вносила серьезные коррективы.

Я бы сказал, что первая Дума была эффективна законотворчески, во-первых, благодаря политической пестроте. А, во-вторых, потому, что фактически в каждой фракции были представлены очень серьезные профессиональные силы. В «Выборе России», вообще был цвет профессионалов, цвет интеллигенции. Но то же самое было и в других фракциях. Там было много профессионалов, с которыми проще разговаривать, так как они понимают суть, проблему и пути ее решения. И этот профессионализм позволил сформировать очень эффективные комитеты и привлечь дополнительно экспертов. У нас, например, наш комитет по законодательной реформе часто напоминал заседание кафедры. Кстати, это было очень хорошо, это означало глубокую научную проработку законопроектов. Вот это стало, мне кажется, решающим.

- Многие противники Ельцина и демократов в целом утверждают, что на депутатов посредством тогдашнего представителя в Думе оказывалось давление. Вы согласны с этим?

- В первой Думе я никакого давления абсолютно не чувствовал. Вообще. Хотя я занимал не последнюю должность, я был заместителем председателя комитета по  законодательству и судебно-правовой реформе. У нас много законов тогда было. Честно говорю – никакого давления я не ощущал.

- На первом заседании первой Госдумы выступал с приветственным словом Виктор Черномырдин, тогдашний премьер. Он в своей речи призвал депутатов исключить из лексикона, и народных избранников, слова «нетерпимость» и «нетерпение». Виктор Валерьевич, как Вы думаете, депутаты прислушались к словам Черномырдина?

- Нет, конечно. Депутаты были разные. Парламент - это то место, где можно проявить и нетерпимость, и нетерпение, но люди, проявляющие это, мало чего могут добиться. Как раз в парламенте реализовать себя по-настоящему могут терпимые и терпеливые. Почему? Особенно в таком парламенте пестром? Потому что только терпимый человек может убеждать, договариваться, на какие-то компромиссы идти. И только терпеливый человек может всего этого добиваться.

Расскажу такой случай. Когда ехал в первую Думу, думал, ну вот, сейчас сразу в гущу, чуть ли не в драку. Я просто был поражен, когда я буквально в первый же день работы в Думе захожу в лифт, и там стоят Борис Андреевич Золотухин, известный демократ, первый заместитель руководителя фракции «Выбор России», один из авторов судебной реформы, и Сергей Бабурин, коммунист до мозга костей. Они оба были в расстрельных списках, друг друга готовы были уничтожать. И они с таким интересом мило беседовали о поэзии Серебряного века. Это произвело впечатление.

Потом-то я понял, что это нормально, что да, вот тут можете ругаться, а дальше – живые люди и есть о чем поговорить, и есть точки соприкосновения. В какой-то степени парламент превращает политическую борьбу в игру. И это хорошо, потому что лучше такая игра, чем стрельба и взаимное уничтожение.

- Первая Дума была местом для дискуссий?

- Конечно. И, собственно говоря, в этих дискуссиях все и проходило, и именно благодаря этому она была настолько эффективной. Мало того, что было принято много законов, они еще были качественными, они были хорошо проработанными. Не то что дальше, когда и особой дискуссии-то не было, но и принимали такое, что…

- А когда она, по Вашему, перестала быть местом для дискуссии?

- Это очень легко вспомнить. Тогда это было провозглашено Борисом Грызловым, спикером, четвертой Госдумы, в которой была сформирована партия власти с конституционным большинством. Вот тут всё.

- Как я понимаю, сферой Ваших личных профессиональных интересов было уголовное и административное законодательство?

- Не только. И гражданский кодекс, и разные процессуальные. Во второй Думе – налоговый кодекс, земельный кодекс. Я как-то даже шутил, что я имел дело со всеми кодексами, кроме водного и воздушного.

- Какой закон, принятый первой Госдумой был самым важным, самым существенным для жизни страны?

- Гражданский кодекс, первая часть. Во-первых, это было крайне важно с точки зрения создания некого правового фундамента для экономических реформ. Во-вторых, он принимался в муках, действительно в борьбе. Там столько было перипетий. И, в-третьих,  мне приятно, что на пленарном заседании, когда он принимался, от фракции выступал я. Мне доверили выступать по гражданскому кодексу. Поэтому тут еще и личное.

- Ранее наше историографическое сообщество совместно с Фондом Ельцина проводило круглый стол «Новое законодательство для новой России» к 20-летию избрания первой Госдумы. В ходе работы этого мероприятия, один из Ваших коллег по фракции и по Думе высказал мнение, что смысл первой Госдумы заключался в том, чтобы принять выборное законодательство. И все, как бы на этом ее функции заканчивались. Вы согласны с этим тезисом?

- Очевидно, что такова была задумка тех, кто придумал эти два года для первой Госдумы. На мой взгляд, это была большая ошибка. Конечно, это был полноценный парламент, и он, проработай положенные последующим Думам четыре года, мог перевернуть всю современную историю, все могло бы пойти иначе. Никому не нужны были эти выборы через два года.

Но думали так, да. Что-то вроде конституционного собрания - примут выборное законодательство, а дальше демократы уверенно победят на следующих выборах. Но получилось по-другому, получилось так, что за эти два года дума смогла сделать намного больше, чем просто принять выборное законодательство. Фактически был заложен законодательный фундамент новой государственности российской. Уголовный кодекс, гражданский кодекс, арбитражный, законодательство в избирательной системе, то же судебное законодательство. План был перевыполнен на многие последующие Думы. И задумка провалилась-то, во второй Думе большинство было за коммунистами и ЛДПР, а демократы с таким треском провалились…

- А кем это было задумано, как Вы думаете?

- Теми, кто готовил новую Конституцию, те, кто готовил документы об избрании Госдумы. Это была недальновидность. Это просто была ошибка. Все думали, что за два года мы тут сейчас все, что необходимо сделаем, а вот через два года  - демократы будут в «дамках».

- Традиционный вопрос, который я задаю, и буду задавать всем, с кем беседую – продолжите фразу «Госдума России первого созыва это…».

- Это уникальное явление в истории новой России. Которое, к сожалению, потом не было повторено.

Справка: ПОХМЕЛКИН Виктор Валерьевич

Депутат Государственной Думы от Свердловского избирательного округа № 140, Пермская область.

Родился 3 февраля 1960 г. в Перми. Окончил Пермский государственный университет им. А.М. Горького, юрист. Кандидат юридических наук. Научный руководитель частного предприятия «Научно-исследовательский институт правовой политики».

Член фракции «Выбор России». Заместитель председателя Комитета ГД по законодательству и судебно-правовой реформе. В марте 1994 г. - член инициативной группы по созданию партии «Демократический выбор России». Член политсовета.  Занимался научной и преподавательской деятельностью, преподавал на Пермских высших курсах Министерства внутренних дел. Автор более 500 научных работ, в числе которых три монографии: «Социальная справедливость и уголовная ответственность», «Идеология и уголовная политика», «В царство свободы дорога. Очерки либеральной футурологии». Председатель Общероссийского общественного Движения «Движение автомобилистов России».

Беседовал журналист, исполнительный директор историографического сообщества «Политика на сломе эпох» Артем Амелин