Аркадий Смолин, собственный корреспондент РАПСИ

1

Замоскворецкий суд Москвы не отпустил фигуранта дела о беспорядках на Болотной площади Михаила Косенко на похороны матери. Проще всего эту ситуацию рассмотреть с позиции антигуманизма российской судебной и пенитенциарной систем. Однако ситуация заслуживает более масштабного анализа.

Многие психологи полагают, что дефицит сочувствия к другим людям является следствием проблем с логическим мышлением: неспособностью спроецировать мотивы действий окружающих на себя и наоборот, а также найти связь между причинами и следствиями поступков. 

2

В оправдание судьям, следователям и чиновникам ФСИН следует сказать, что странность их поступков во многом обусловлена внешними причинами. Например, парадоксальностью российских законов.

Согласно статье 97 Уголовно-исполнительного кодекса (УИК) РФ осужденный имеет право отлучиться из колонии до семи суток в связи с исключительными личными обстоятельствами. В том числе, и в связи со смертью близкого родственника. Это право осужденного вытекает из статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод – право на уважение личной и семейной жизни.

Но то заключенный. Про подследственных в российских законах не сказано ровным счетом ничего. Оттого у преступника есть право на гуманное отношение в случае семейной трагедии, а у подозреваемого, формально, нет.

Впрочем, даже действующие законы, прямо скажем, не всегда принимаются в расчет чиновниками ФСИН. К примеру, екатеринбургского правозащитника Алексея Соколова, отбывающего в колонии пятилетний срок по обвинению в разбое, не отпустили ни на похороны матери, ни на похороны отца.

На форумах, где общаются родственники заключенных, все записи на тему похорон сделаны, будто одним человеком. Вот пара типичных примеров: "Когда умерла мама моего мужа, на вопрос отпустят ли? был дан ответ, что никого, никогда, ни при каких обстоятельствах они не отпускают. Про то, что в законе написано, конечно же, разъяснили - что право имеют предоставить, но не могут....". "Когда мой папа сидел в ИК (исправительной колонии – ред.) строгого режима, и у него умер отец. Его тоже не отпустили на похороны... В ИК ему выделили пачку чая..."

3

Адвокат Косенко утверждает, что Замоскворецкий суд Москвы при отказе удовлетворить ходатайство сослался на отсутствие такой практики. Действительно, за формирование соответствующей практики так никто пока и не взялся. Более того, в России уже сформировалась однозначная практика игнорирования чувств подозреваемых в случае смерти их родственников.

Как, например, было отказано бывшему сотруднику "Евросети" Виталию Цверкунову. Следователь посчитал нецелесообразным посещение похорон матери обвиняемым в похищении человека. По словам адвоката Марата Фазуллина, следователь никак не мотивировал свое решение. Что, к слову, противоречит пункту 4 статьи 7 УПК РФ: "Определения суда, постановления судьи, прокурора, следователя, дознавателя должны быть законными, обоснованными и мотивированными".

Замоскворецкий суд избежал этой ошибки, мотивировав отказ на просьбу защиты Косенко его психическим расстройством. "В ответе адвокату судья объяснила, что, согласно заключению судебно-психологических экспертов, Косенко представляет опасность для себя и для окружающих, страдает расстройством психики, в связи с чем в заявлении было отказано", - сказала пресс-секретарь Евгения Пазухина.

Зато, избежав формальной ошибки, таким объяснением суд поставил под сомнение логичность своих действий в генеральном масштабе. 13 августа 2012 года Косенко был признан невменяемым по результатам судебно-психиатрической экспертизы. При этом инвалид 2-й группы по психическому заболеванию содержится в заведении, где должность штатного врача-психиатра в стационаре изолятора долгое время оставалась вакантной.

Косенко не может посетить похороны в связи со своим заболеванием, однако может находиться в СИЗО без оказания квалифицированной помощи.

4

Вероятно, логика российской судебно-исполнительной системы зиждется на иных базисах. Для их иллюстрации наилучшим образом подходят примеры из практики наших ближайших, географически и ментально, соседей – Украины и Белоруссии. Не секрет, что они не стесняются заимствовать наши судебно-правовые инновации. Благодаря чему мы имеем возможность наблюдать скрытую у нас практику на стадии экспериментальной обкатки.

Самым известным случаем последних лет, когда был проэксплуатирован тезис о заболевании осужденного, стал кейс Юлии Тимошенко. В прошлом году ей запретили посетить похороны свекра. Официальной причиной стало непризнание отца мужа близким родственником. При этом лечащий врач Тимошенко Аннет Рейсхауэр, прямо сказала, что, как врач, она бы не рекомендовала краткосрочный выезд. А представители судебной системы, включая правозащитников, настаивали на том, что, раз уж, состояние здоровья экс-премьера не позволяет ей посещать заседания судов, которые проходят в Харькове в нескольких минутах езды от больницы, то переезд в другой город на похороны свекра нанес бы еще больший ущерб ее здоровью.

Другую интересную формулу на случай противоречия между потребностью изобразить правовой гуманизм и желанием сохранить статус-кво предложила Белоруссия. В 2011 году суд Первомайского района Минска трижды разрешал обвиненному в сокрытии доходов правозащитнику Алесю Беляцкому проститься с отцом. Однако департамент исполнения наказаний МВД каждый раз отказывал ему временно покинуть СИЗО.

Особого внимания заслуживает формулировка решения. Белорусским законодательством не предусмотрена возможность такого свидания для лиц, в отношении которых приговор еще не вступил в законную силу. Кроме того, в администрации СИЗО отметили, что у них нет возможности конвоировать Беляцкого в Минск и обеспечить безопасность.

Таким образом, в условиях, когда судебно-исполнительная система не хочет или не может соблюдать последовательность своих действий в логике права, на помощь приходит управляемый хаос формальных противоречий: в законе, в статусе обвиняемого/осужденного, между различными ведомствами, между внутренними и внешними правилами…

5

Поэтому не имеет особого практического смысла призывать отечественного судью проникнуться логикой Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ), решение которого по делу "Линд против России" вполне можно было бы рассматривать в качестве той самой практики, на чье отсутствие ссылается Замоскворецкий суд. Напомним, в 2007 году ЕСПЧ постановил, что Россия должна выплатить "лимоновцу" Владимиру Линду 15 тысяч евро за отказ встретиться с тяжелобольным отцом.

Критика судьи, в данном случае, лишена всякого практического смысла, поскольку действующая в России двухуровневая схема оставляет последнее слово за начальником следственного изолятора. Возможно, решение судьи Замоскворецкого суда наглядно продемонстрировать антигуманизм действующих норм стал предельно честным поступком в имеющихся условиях. Гипотетический отказ начальника СИЗО имел бы несравненно меньший общественный резонанс. Так что, добившись сочувствия судьи, российская общественность могла бы лишиться даже надежды на перемены, которую сегодня символизирует инициатива Андрея Клишаса, Вадима Тюльпанова и Константина Добрынина.

Эти члены Совета Федерации подготовили законопроект с поправками в статью 95 УПК РФ, который предлагает разрешить отпускать подследственных на похороны близких или на свидание с тяжело больными родственниками.

Впрочем, надежда эта иллюзорна. Даже в случае принятия поправки, она не станет обязательной к исполнению, ведь по каждому конкретному случаю решение предлагается принимать, исходя из личных характеристик подсудимого. Тем самым, будет ликвидирована лакуна в законодательстве, которая оставляла пространство для принятия реально действующего закона. И единственным изменением станет только потеря возможностей для реальных изменений.