Затянувшийся спор между ОАО "Пензенское конструкторское бюро моделирования" (ПКБМ) и его южнокорейскими партнерами ожидаемо добрался до Суда по интеллектуальным правам (СИП). Рассмотрение кассационных жалоб южнокорейских Doosan Infracore (Doosan) и Korea Aerospace Industries (KAI), проигравших спор в отечественном арбитраже, запланировано на 9 июня. В практике СИП, который уже почти год в конвейерных масштабах решает судьбу многочисленных брендов и доменных имен, паззлов такого уровня сложности еще не было.

Контрастный антураж

Бюро, некогда общепризнанный лидер в области разработки и производства авиационных тренажеров, обратилось с иском в суд в 2004 году. ПКБМ обвинило зарубежные компании, с которыми совместно работало в 1990-х годах, в несанкционированном использовании в коммерческих целях своих разработок.

Примечательно, что исковые требования были заявлены вскоре после того, как указом президента РФ в августе 2004 года был утвержден перечень стратегических предприятий, в который ПКБМ не попадал. Окончательно статуса стратегического предприятия бюро, обеспечивавшее тренажерами не только РФ, но и страны ближнего и дальнего зарубежья, лишилось в 2010 году, когда Дмитрий Медведев подписал соответствующий указ.

Потеряв госзаказы и бюджетные вливания, бюро в условиях кризиса отечественной авиационной отрасли начало стремительно терять кредитоспособность. Кульминацией истории выживания ПКБМ в конкурентной рыночной среде стало признание его несостоятельности решением Арбитражного суда Пензенской области в мае 2013 года. В отношении ПКБМ, признанного банкротом "с особенностями банкротства стратегического предприятия", было открыто конкурсное производство, которое в середине мая продлили - до 13 ноября. Распродав часть имущества, предприятие худо-бедно расплатилось со своими сотрудниками. Общий размер задолженности бюро, между тем, составляет около 359 миллионов рублей. При этом сумму в свете разбирательства с южнокорейскими компаниями лучше сразу перевести из укрепившейся национальной валюты в доллары. По действующему курсу получится около 10,5 миллиона долларов.

На этом крайне неприглядном фоне упадка и разрухи успехи корейских компаний смотрятся вопиюще неприлично. История Doosan насчитывает 117 лет, и конца ей не видно. Компания с широким спектром производств участвует в крупнейших международных выставках, отраслевых мероприятиях и известна не только на российском рынке - ее продукция широко представлена в странах-членах СНГ.

Капиталиация KAI, которая была основана лишь в октябре 1999 года, составляет на сегодняшний день 487,4 миллиарда южнокорейских вонов (около 475,8 миллиона долларов), в то время как сумма активов оценивается более чем в 1,8 миллиарда долларов. У компании диверсифицированный бизнес и занимается она, помимо всего прочего, девелоперскими проектами в космической отрасли. Имеется у KAI и свой авиационный бизнес, который она, если верить судебным документам, унаследовала от Daewoo Heavy Industries Ltd. Компания динамично развивается – в конце марта стало известно о том, что в рамках контракта на 525 миллионов долларов она поставит 12 реактивных истребителей FA-50 для нужд филиппинских ВВС. При этом на сайте KAI указано, что она является единственным в Южной Корее поставщиком тренажерных авиационных систем, то есть местным аналогом ПКБМ. Правда, более кондиционным.

Разбор полетов

Собственно, авиационные тренажеры, точнее, их начинка, и стали яблоком раздора между ПКБМ и южнокорейскими компаниями. В бюро намекают, что своим взлетом эти компании обязаны гению его специалистов, разработавших программное обеспечение, которое впоследствии было якобы несанкционированно использовано в коммерческих целях.

Ответчики, в свою очередь, утверждают, что в 1990-х годах с российским предприятием были заключены три партнерских соглашения. В рамках договоренностей южнокорейская сторона, заинтересованная в технологиях тренажеростроения, предоставила сотрудникам ПКБМ возможность повысить свою квалификацию, в том числе за счет командировок за рубеж. На протяжении ряда лет происходил обмен опытом, и стороны, казалось бы, остались довольны сотрудничеством. ПКБМ получил доступ к свежим идеям и современным технологиям, его сотрудники – материальную поддержку в тяжелые 90-е, в то время как корейская сторона приобрела знания в области написания программного обеспечения для тренажеров. Собственно, это и предусматривалось заключенными соглашениями, которые не предполагали при этом никакого раздела прибыли. Тем более что в результате многолетнего сотрудничества работающее программное обеспечение для тренажера для прототипа самолета КТХ, запущенного впоследствии KAI в серийное производство как КТ-1, создано не было.

Претензии у ПКБМ возникли позже в связи с многомилионными контрактами, заключенными KAI, на поставку КТ-1 и КТ-1В, а также тренажеров к ним ВВС Республики Корея и ВВС Индонезии. Российская сторона потребовала в судебном порядке прекратить использование программного обеспечения для тренажера самолета КТ-1, а также возмещения якобы нанесенного ей ущерба. Таким образом, синергия обернулась суррогатным материнством: ПКБМ заявила, что ей грязно воспользовались.

Что характерно, еще на начальном этапе разбирательства ответчики заявляли о неподсудности спора российскому арбитражу и настаивали на прекращении производства по делу. Тем не менее, Арбитражный суд Москвы рассмотрел спор и вынес 25 октября 2013 года решение, частично удовлетворив исковые требования. Суд отклонил заявленные требования к Doosan, постановив взыскать с KAI в пользу российской стороны около 49,7 миллиона долларов, то есть примерно в пять раз больше задолженности ПКБМ перед кредиторами. Южнокорейская сторона обжаловала это решение, и в феврале этого года Девятый арбитражный апелляционный суд его отменил, взыскав сумму ущерба с обеих зарубежных компаний солидарно. Соответственно, суд не принял во внимание доводы Doosan о том, что принадлежность ПКБМ авторских прав на спорное программное обеспечение не была доказана, равно как и факт использования KAI программного продукта российскими разработчиками.

Все эти годы с момента подачи иска российский суд в большей степени был озабочен вопросом должного уведомления ответчиков, нежели предметом самого спора и установлением правообладателя программного обеспечения, говорит партнер юркомпании Baker&McKenzie Владимир Хвалей, представляющий интересы корейской стороны в данном споре. По его мнению, это подтверждает и тот факт, что суд основывался в своих выводах на результатах лишь одной экспертизы, проведенной российскими специалистами. "Данная экспертиза ущербна по своей сути, поскольку на ней были представлены куски некоей программы, якобы написанной в ПКБМ, без проведения сравнительного анализа с работающей программой южнокорейского тренажера. Тем не менее, эксперты, не ознакомившись с программным обеспечением, используемым в Корее, пришли к выводу о нарушении прав ПКБМ, и суд с этим согласился. Если остальные суды будут придерживаться такой практики, то правообладателю вообще не нужно будет доказывать факт нарушения его авторских прав. Достаточно будет спекулятивного заявления о том, что где-то вышло что-то похожее на то, что сделал автор, и суды будут этому слепо верить", - говорит Хвалей.

Связаться с представителем "Пензенского конструкторского бюро моделирования" на момент публикации материала РАПСИ, к сожалению, не удалось.

Частное мнение

Правоотношения, о которых идет речь в "деле ПКБМ", возникли в 1990-х и регулируются тремя соглашениями. Удивительно, что в принципе сохранились документы, подкрепляющие доказательную базу по этому делу. Судебные разбирательства вокруг лихих 1990-х, как правило, крайне запутаны именно потому, что документация оказывается уничтоженной и стороны опираются лишь на свои отрывочные воспоминания, заявляя о неких джентльменских договоренностях. Тут все иначе: договоренности подкрепляются документально, но для установления факта нарушения прав на интеллектуальную собственность этого, очевидно, не достаточно, в то время как к проведенной экспертизе у ответчика имеются веские претензии.

Возможно, развитое судопроизводство в понимании Хвалея еще впереди, и явят его на улице Машкова, где в настоящее время располагается специализированный суд по интеллектуальным правам. Главное, чтобы не подкачала квалификация судьи СИП и экспертов при суде. Очевидно, что для рассмотрения спора, в котором речь идет о такой непростой материи, как программирование, неплохо бы обладать специальными знаниями или, по крайней мере, временем и желанием для ознакомления с азами программирования, что называется, по ходу пьесы. Это, разумеется, в идеале.

В реальности сложно требовать от суда, функционирующего около года, чего-то сверхъестественного. Помнится, еще на этапе формирования СИП год назад его председатель Людмила Новоселова призналась в беседе с РАПСИ, что "сфера новая и сложная". По ее словам, наиболее остро на тот момент стоял кадровый вопрос наряду с проблемой технического оснащения суда, которому требовалось специальное программное обеспечение для организации делопроизводства. На 1 апреля 2013 года в суде было всего два человека с техническим (помимо юридического) образованием "достаточно неплохого уровня": судья Васильева Т.В. - специалист в области теоретической механики и Рогожин С.П. – физик. Возможно, за прошедшее время судей со специальным образованием в СИП прибавилось и даже появился программист.

В этой связи примечателен опыт создания в Лондоне "суперсуда", известного как Rolls Building, в котором, кстати, разместился в числе прочих специализированный Технологический суд. К его открытию в 2011 году при участии королевы Елизаветы II все было готово к наиболее сложным и комплексным разбирательствам. В частности, в делопроизводстве была успешно опробована высокотехнологичная система Opus 2 Magnum, которую оценил не только аппарат суда, но и юристы, работающие в нем и представляющие своих клиентов. Квалификация лондонских судей также не вызывает никаких вопросов даже у российских участников разбирательств. При этом обошелся современный судебный комплекс недешево - как минимум в 300 миллионов фунтов стерлингов (более 17 миллиардов рублей).