РАПСИ продолжает публикацию цикла исторических расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко о событиях, случившихся в России сто лет назад. Тридцать девятая глава описывает первые действия большевиков после захвата власти: попыткам правовых реформ. Отдельное внимание уделяется оценке событий 25 октября, как самими большевиками, так и общественностью.

Свергнув Временное правительство, большевики сразу и спешно решили сделать то, на что оно так и не сподобилось, из-за чего и пало. А правительство потеряло поддержку и рухнуло по двум основным причинам: оно не прекратило войну и не начало аграрную реформу в пользу крестьян. 

Да, мы знаем, правительство намеревалось сделать это, но оно хотело оформить все юридически «правильно», в рамках правового поля. Так неужели всё дело в затяжке времени из-за попытки соблюсти все формальности?! В данном случае, пожалуй, да. По крайней мере, всё именно так и выглядело внешне. 

Не случайно давно в оборот введено выражение «революционное нетерпение масс». Революция, оказывается, объективно обладает присущей ей известной скоростью развития. Если же она теряет темп, останавливается и топчется на месте, не решив тех проблем, из-за которых началась, массы перестают доверять ее лидерам. Они ищут новых вождей, которые придадут революции второе дыхание, возобновят и даже ускорят ее движение. Октябрьский переворот в России убедительно подтверждает это положение и замечательно его иллюстрирует.

Гениальный тактик Ленин моментально принимает решение: не терять буквально ни минуты, дабы закрепить свою победу. Учитывая ошибки Временного правительства, он стремится не то, чтобы в первые дни новой власти обозначить ее готовность безотлагательно решить самые насущные вопросы революции и удовлетворить вожделения масс. Нет, он это делает в первые часы и можно даже сказать – в первые минуты существования этой новой власти. Ленин здесь же, в ходе работы Второго съезда советов, что называется, «на коленке» набрасывает два листка с текстами первых декретов только что родившегося советского правительства. Это «Декрет о мире» и «Декрет о земле». 

Злые языки оппонентов большевиков вдоволь потешились над этой торопливой до неприличия импровизацией Ленина. Эти якобы «документы» принимает некое совершенно непредставительное собрание большевистских активистов из советов. Ну, какие же, мол, это законы?! Смешно!  Ничего не стоящие и ничего не значащие бумажки. Это же апофеоз демагогии! 

Да, эти «декреты» - вершина демагогии, но кто сказал, что демагогия не может победить? Она потому появилась и существует со времен античности, что «демос» часто верил ей и шёл за ней. И Ленин прекрасно рассчитал реакцию масс: они не будут задумываться по поводу легальности и легитимности съезда советов, они не станут беспокоиться насчет неуполномоченности «Совета народных комиссаров». 

Правовая культура народа была не очень высокая. До простых людей и прежде всего до солдат дошло самое главное, что и собирался донести до них Ленин: они поняли, что новая власть удовлетворила их насущные требования. Следовательно, это, действительно, «народная» власть, которую стоит поддержать. 

Да, разумеется, декреты не были нормативными документами. По той роли, которую они сыграли, они были не более, чем агитационными листовками, но они выполнили свое предназначение: привлекли на сторону большевиков солдат-крестьян. 

Собственно, «Декрет о земле» состоял всего из трех пунктов-лозунгов, а четвертым пунктом была ссылка на составленный эсерами текст, обобщающий 242 крестьянских наказа по решению земельного вопроса. Ленинский декрет о земле дословно совпадал с аграрной программой партии эсеров. И прямо на съезде в тот момент, когда Ленин зачитывал текст документа, в его адрес полетели упреки и обвинения в том, что он «украл» данную идею у эсеров. 

Ленин парировал, а точнее – признавал это: «Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не всё ли равно, кем он составлен… В духе ли нашей программы, в духе ли эсеровской программы, не в том суть. Суть в том, чтобы крестьянство получило твёрдую уверенность, что помещиков в деревне больше нет». Таким образом, декрет о земле был жестом большевиков, обещанием, своеобразным «протоколом о намерениях».

«Декрет о мире» тоже трудно назвать оригинальным творением большевиков. Все его тезисы уже многократно повторялись в документах и декларациях Временного правительства и партий эсеров и меньшевиков. Идея скорейшего заключения демократического мира без аннексий и контрибуций витала не только в воздухе.  

Интересно, что буквально в сентябре-октябре правительство сильно подвинулось к тому, чтобы сделать решительные шаги в этом направлении. Симптоматично, что 18 октября 1917 года на заседании Временного правительства с предложением о заключении мира с Германией выступил сам военный министр генерал А.И. Верховский. 

20 октября он изложил свою позицию в ходе совместного заседания комиссий по обороне и иностранным делам Временного совета Российской республики (Предпарламента), заявив, что «весть о скором мире не замедлит внести в армию оздоровляющие начала, что даст возможность, опираясь на наиболее целые части, силой подавить анархию на фронте и в тылу». 

Таким образом, приготовления к миру правящих кругов не были секретом, сторонников мира в этих кругах прибавлялось буквально с каждым днем. Очень возможно, что спешка Ленина с переворотом объяснялась именно тем, что, возможно, буквально на днях от Временного правительства могла последовать декларация, аналогичная по смыслу его декрету о мире. По некоторым сведениям, проект такого документа уже готовился. Следовательно, и здесь мы видим то самое опережение по времени, за счет которого и выиграли большевики в борьбе за власть.

В первые годы существования советской власти свержение Временного правительства в большевистской печати и в выступлениях лидеров партии прямо называлось «переворотом». И это соответствовало сути произошедшего события. Однако со временем это слово, несущее несколько негативный оттенок, было заменено категорией «социалистическая революция». 

Такая смена названия октябрьского восстания объяснялась, на наш взгляд, тем, что в первых решениях советской власти ничего «социалистического» не присутствовало. Первые декреты II съезда советов и Совнаркома лишь завершали преобразования, которые должна была решить буржуазно-демократическая революция. И сам вождь большевиков это признавал. 

В работах Ленина тема социализма и его строительства была совершенно не разработана. Ничего подобного не было и у классиков марксизма. Строго говоря, люди, совершившие «социалистическую революцию» не знали, что же такое «социализм». И тем более не знали, с чего начинать его строительство. 

Отсюда название октябрьских событий «переворотом» было более честным и точнее отражало содержание случившегося. Речь таким образом шла лишь о захвате власти. А декреты о земле и мире были лишь инструментами закрепления за собой этой власти. Следовательно, вполне возможно утверждать, что эти два документа не несли в себе принципиальной новизны. Аналогичные решения наверняка приняли бы и прежние власти: всё шло к этому. 

Иначе говоря, большевики в первые дни пребывания у власти не проводили какую-то политику вопреки намерениям и планам Временного правительства, как это длительное время утверждалось в советской историографии. Они лишь перехватили инициативу и власть, чтобы, присвоив себе все наработки эсеров и социал-демократов, громко заявить о намерениях завершить преобразования, которые были в планах и демократических социалистов. 

Таким образом, первые же документы советского правительства показали, что вектор развития революции не был ими изменен. «Переворот» случился, но, как многие подумали, «поворота» не произошло. Революция продолжала развиваться прежним курсом. Просто исполнители пришли другие, более радикальные, декларировавшие более решительные шаги по проведению назревших реформ. 

Возможно, именно потому и удался переворот: общество относительно спокойно восприняло замену одного Временного правительства другим, которое тоже официально называлось «Временным». А до какого «времени» должны были работать все сменявшие друг друга Временные правительства? Всем было ясно – до созыва Учредительного собрания. Именно оно, так полагали многие, и решило бы окончательно и законно вопрос о власти.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 17 ноября.