РАПСИ продолжает публикацию цикла исторических расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко о событиях, случившихся в России сто лет назад. Тридцать четвертая глава посвящена наиболее крупной и влиятельной политической партии 1917 года – социалистов-революционеров. В ней рассказывается о том, как эсеры более десятилетия обретали свой статус флагмана революции и почему потеряли его практически в одночасье.

Партия социалистов-революционеров была самой большой, самой популярной, самой революционной и самой влиятельной политической силой в России 1917 года. По численности она с большим отрывом опережала другие партии, насчитывая в своих рядах около миллиона членов (второе место было у большевиков – 350 тысяч). На выборах в Учредительное собрание за эту партию проголосовало более половины избирателей России.

Степень влиятельности можно определить по тому, что и главой правительства был эсер, и многие из ключевых министров, а в органах местного самоуправления эсеры занимали господствующее положение. А то, что она была «самая революционная», доказала вся история этой партии, и особенно ее действия в период Первой русской революции 1905-1907 годов.

Еще до революционных событий Боевая организация эсеров открыла охоту на представителей царской власти. Создание своей партии эсеры «отметили» в том же 1902 году убийством министра внутренних дел Д. Сипягина. Через два года ими был убит преемник Сипягина — министр В. Плеве. Затем очередь дошла и до членов царствующего дома. В феврале 1905 года эсер Каляев убил великого князя Сергея Александровича, Главнокомандующего войсками Московского военного округа и бывшего московского генерал-губернатора.

Всего Боевая организация партии социалистов-революционеров совершила, в основном в годы Первой революции, 263 террористических акта. Кроме двух министров внутренних дел, эсерами было убито 33 генерал-губернатора, губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, 7 адмиралов и генералов, 26 разоблачённых агентов полиции.

К смертной казни эсеры, прежде всего, приговаривали тех представителей власти, которые «отличились» в преследовании революционеров. Так, к смерти был приговорен полковник Мин, командир лейб-гвардии Семеновского полка, который со своими батальонами подавил в 1905 году декабрьское вооруженное восстание в Москве. При этом он издал приказ «Арестованных не иметь, пощады не давать». За эту операцию Мин был произведен в генералы, стал членом Свиты императора и получил денежную премию «с присовокуплением царского поцелуя». Но эсеры послали ему свой «смертный поцелуй»: прямо на перроне Петергофа, на глазах у жены и дочери он был убит четырьмя выстрелами в упор.

Ясно, что эту партию царские власти боялись больше других. Из всех революционеров больше всего смертных приговоров было вынесено судами именно эсерам, они составляли большинство в тюрьмах, в ссылке и на каторге.

Эсеры были прямыми наследниками и продолжателями народников. Они были сторонниками «демократического социализма», который надеялись построить, базируясь на крестьянских общинах. Эти сельские общины с их традицией уравнительного землепользования эсеры считали ячейками социализма. И всё государство они хотели построить по образу и подобию крестьянской общины – «мира».

Что было социалистического в общине? Многое, считали эсеры. Крестьяне периодически делили все свои угодья поровну на каждую душу, все общественные дела решали на общем сходе, свободно выбирали своего старосту и другие органы самоуправления, заботились о сиротах и престарелых «бобылях», содержа их за свой счет. На случай неурожая в селах существовали «хлебозапасные магазины», из которых нуждающимся бедным семьям выдавались хлебные ссуды на пропитание и на посев. За счет общественных средств строились школы и храмы, ремонтировались дороги и близлежащие мосты. Вот такое же свободное и демократическое устройство эсеры мечтали учредить в масштабе всей России.

В 1917 году, после свержения монархии, по мнению эсеров, уже никакой новой «социалистической» революции не требовалось. В условиях полной демократии и отсутствия насилия над народом все социалистические преобразования можно было провести эволюционным путем, опираясь на волю народа. А народ — это ведь, главным образом, крестьяне, менталитет которых якобы был отроду социалистическим.

Отсюда, отталкиваясь от представлений крестьян, эсеры выстроили свою концепцию «социализации земли». Начинается она как раз со стародавнего крестьянского принципа: «Земля ничья, земля – Божья». Следовательно, никакой частной собственности на землю вообще не может быть. И здесь речь не о национализации: земля не может быть и собственностью государства. Землею можно только владеть, и владеть ею может только тот, кто ее обрабатывает.

Пользование землей должно было быть уравнительно-трудовым. В этом пункте содержалась «антикапиталистическая», «антикулацкая» направленность эсеровской концепции. Никто не должен был получить надел меньше потребительной нормы, но и не мог получить угодья больше трудовой нормы, т.е. обрабатывать землю семья должна была исключительно своим трудом, никаких батраков. Регулировать все земельные отношения должны были демократически выбранные местные и центральные органы самоуправления.

В политической части своей программы эсеры выступали последовательными демократами. Они предлагали установление демократической  республики с широкими и неотъемлемыми правами человека: свободой слова, совести, печати, собраний, союзов, стачек, неприкосновенностью личности и жилища.

Социалисты-революционеры выступали за всеобщее и равное избирательное право без различия пола, религии и национальности. Самыми первыми из всероссийских политических партий эсеры высказались за федеративное устройство России при широкой автономии областей, сельских и городских общин.

Почему же, имея такие громадные социально-политические преимущества, партия эсеров проиграла борьбу за власть? Казалось бы – самая боевая партия, имеющая большой опыт вооруженной борьбы и решительных лидеров, фактически – правящая, и почему-то не смогла справиться с переворотчиками.

Возможно, дело было как раз в том, что эта партия полностью настроилась уже только на эволюцию и с марта месяца «расслабилась» и разоружилась: демократическая революция победила, и ее завоевания были прочны. Контрреволюция была слаба, и быстрое бескровное подавление корниловского мятежа это подтвердило.

Поэтому никаких «боевых организаций», как раньше, у эсеров не было; они не создавали, как большевики, отряды «красной гвардии», не запасались оружием, не настраивали солдат, находившихся под их влиянием, на боевой лад, не готовили их к выступлению с оружием в руках.

В общем, в военном смысле они не отмобилизовались для отпора мятежу слева. До самого последнего момента эсеры не верили, что такой мятеж случится. Они не могли поверить в то, что социал-демократы большевики, их соратники по многолетней борьбе против царизма, с которыми они вместе сидели в тюрьмах и страдали на каторге и в ссылках, которых они искренне называли «товарищами», вдруг пойдут на них с оружием в руках. К такому коварству со стороны большевиков эсеры были совсем не готовы.

Не готовы они оказались и к тому, что большевики перехватят у них их главный козырь: радикальную аграрную программу, по которой помещичья земля должна была без всякого выкупа перейти в пользование крестьян.

Различие в применении этого лозунга между двумя партиями состояло в том, что эсеры, понимая сложность вопроса, готовились к законодательной разработке серьезной аграрной реформы, которую могло принять только будущее Учредительное собрание, а большевики «отдавали» землю крестьянам «немедленно», призывая их самовольно и противозаконно захватывать помещичьи угодья.

Второй вариант был ближе крестьянам по причине его «оперативности» и отсутствия ограничений и формальностей. Эсеры же, будучи правительственной партией, не могли поддерживать аграрные беспорядки и незаконные насильственные захваты земли, сопровождавшиеся часто разгромом помещичьих имений, поджогами, грабежом и убийствами.

Проиграли эсеры большевикам и во втором важнейшем вопросе: в вопросе о войне. Многие из них тоже были за скорейшее окончание войны, но способы ее завершения у них с большевиками существенно различались: став «государственниками», они не могли сочувствовать стихийным процессам в войсках, разложению армии и призывать к дезертирству. И здесь социалисты-революционеры лишились мощной поддержки со стороны солдат.

Таким образом, исчерпав весь свой революционный потенциал, и, став сторонниками стабилизации, организованности и эволюционного развития, эсеры вдруг оказались в глазах масс уже недостаточно радикальными. «Красное колесо» революции раздавило и их, покатившись к самым левым пределам. Левее эсеров оставались лишь большевики и анархисты, левее которых была только стенка.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 13 октября.