РАПСИ продолжает публикацию цикла исторических расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко о событиях, случившихся в России сто лет назад. Тридцать вторая глава посвящена персоне одного из главных героев 1917 года Александру Федоровичу Керенскому.

В нашем расследовании неминуемо должна появиться и персоналия, посвященная А.Ф. Керенскому. Александр Федорович – самая знаменитая в 1917 году и самая противоречивая фигура русской революции. 

В марте-июне он по земле не ходил: его носили на руках в буквальном смысле — до трибуны и обратно к машине. Он однозначно признавался лучшим оратором, самым популярным политиком и даже вождем русской революции. Но, если доверчиво отнестись к мемуарной и исследовательской литературе, в которой упоминается этот политический деятель, то можно составить о нем исключительно отрицательное представление. 

Как же так получилось, что человек, вознесенный революцией на самый высший пик признания и славы, вошел в историю со знаком минус?

Надо сразу отметить, что подавляющее большинство писавших про Керенского были политически ангажированы. Про него резко отрицательно и даже ругательно писали в эмиграции все монархически настроенные мемуаристы и публицисты: он же был в первых рядах «свергателей» монархии; его жестко критиковали кадеты и другие представители буржуазно-либерального лагеря – он их якобы вытеснил из правительства, взяв более левый «социалистический» курс. 

Но Керенского не щадили и его соратники из эсеро-меньшевистского стана: он же был их проигравшим лидером, и они находили в его деятельности массу ошибок, сваливая на него все свои неудачи и всё стратегическое поражение революционно-демократического движения в России.

В советской исторической литературе Керенский вообще представлен как карикатурный персонаж, недостойный серьезного объективного исследования. Издевательские оценки Ленина, выданные им Александру Федоровичу в пылу злободневной политической полемики того времени, полностью перекочевали в солидные исторические работы серьезных исследователей: Ленина ведь тогда никто не смел редактировать или ревизовать.

Таким образом, подавляющему большинству характеристик Керенского, присутствующих в отечественных и зарубежных публикациях, безоговорочно верить не стоит из-за их откровенной тенденциозности и необъективности. В лучшем случае его изображали демагогом и популистом, поднявшимся, как пена на волнах революции. 

Такой ответ, пожалуй, несколько ближе к истине, но это слишком просто – т.е. это представляется недопустимым упрощением решения задачи. Демагогией и популизмом в то время грешило большинство политиков. Такие были правила игры. Тот, кто их не соблюдал, был отринут революционными массами уже в первые недели революции.

Даже если и отнести Керенского к демагогам и популистам, то обязательно надо уточнить: он был «хорошим, искренним» популистом, т.е. верил сам в то, что говорил (к «плохим» популистам и демагогам мы относим тех, кто сознательно обманывал народ, т.е. пользовался этими приемами только в качестве инструмента достижения своих целей). Соответственно, его следует определить и как идеалиста: он упорно и упрямо пытался реализовать высокие идеи и идеалы, часто не соизмеряя свои шаги с грубой реальностью, с практикой. 

И напрасно про Керенского пишут, что он-де «метался и лавировал», потому что такое поведение было якобы для него характерным. Да, он лавировал, но только для того, чтобы продолжать двигаться в выбранном направлении. И со своего курса он не свернул до самого конца. В этом-то и заключалась главная «ошибка» и причина его поражения. «Лавировать», по большому счету, — в смысле изменять своим принципам или идти на беспринципные компромиссы — он как раз не умел. 

«Пеной» Керенского тоже не назовешь: так называют людей, которые случайно попали в водоворот событий и вознеслись не по заслугам. Нет, он, что называется, долго и последовательно шёл к своей миссии. Будучи адвокатом, он «отметился» буквально во всех громких делах, связанных с защитой революционеров. 

Еще помощником присяжного поверенного он участвовал в Комитете помощи жертвам 9 января 1905 года. А в 1906 году Керенский взялся защищать крестьян, разгромивших поместья остзейских баронов. Затем он был участником целого ряда крупных политических процессов: успешно защищал эсеров туркестанской организации, проведших вооруженные акции, армян из организации «Дашнакцутюн», участвовал в адвокатском расследовании расстрела рабочих на Ленских приисках, выступал в поддержку М. Бейлиса. 

Посидел Керенский и в «Крестах» за сотрудничество с бюллетенем «Буревестник», который издавала «Организация вооруженного восстания», побывал и в ссылке. В одном из случаев его столкновения с властью 8-месячное тюремное заключение было заменено на запрет заниматься адвокатской деятельностью. 

В 1912 году Керенского избирают депутатом четвертой Государственной Думы, где он возглавил фракцию «трудовиков» и стал считаться лучшим оратором левой половины российского парламента. А в декабре 1916 года в своей яркой думской речи Керенский недвусмысленно призвал к свержению самодержавия. Его полная тезка – царица Александра Федоровна – отреагировала на его выступление словами: «Керенского стоит повесить».

Таким образом, к Февральской революции молодой 36-летний Керенский пришел уже в ранге известного крупного политика. И не случайно он единственный заслуженно оказывается сразу в двух центрах тогдашнего двоевластия: заместителем председателя Петросовета и министром юстиции во Временном правительстве. 

Это Керенский совершил самые решающие действия в февральские дни: заменил охрану Таврического дворца на отряды восставших солдат, организовал аресты царских министров, изъятие и конфискацию секретных бумаг и денежных средств. Посол Франции в России Морис Палеолог писал 2 марта: «Керенский оказывается наиболее деятельным и наиболее решительным из организаторов нового режима».

В ходе дальнейшего развития революции Керенский также демонстрирует свои прекрасные организаторские способности и довольно быстро проявляет лидерские качества, что позволяет ему быстро занять пост военного министра, а затем и стать во главе правительства. 

Позднее составы правительства несколько раз менялись, но неизменным оставался министр-председатель. При наличии Керенского на эту должность никто всерьез и не претендовал. Нет, не случайный это был человек в революции, а один из ее главных инициаторов и организаторов, ее мотор.

Может быть уместнее Керенского назвать «зеркалом русской революции», так как в нем полнее всего отразились характерные черты этого переломного события в истории нашей страны. 

Революция и Александр Федорович как-то закономерно, солидарно и неуклонно двигались к своей гибели. Их обреченность ощущалась уже где-то в августе-сентябре. «Вина» Керенского может быть состояла именно в его негибкости, в его догматизме, в его вере в панацею демократии. Он свято верил в то, что спасение революции было не в сворачивании демократии, а в ее дальнейшем развитии. 

Парадоксально, но, пожалуй, спасти революцию возможно было, только изменив ей, т.е. затормозить ее и сменить многие ее параметры, характеристики и приемы управления. Но Керенский не мог поступиться принципами и упрямо вел свой государственный корабль на скалы.

И, кроме того, что Александр Федорович был неисправимым демократом, у него был еще один «недостаток»: он оставался юристом, и потому был буквально скован своей недостаточной легитимностью в качестве главы «Временного» правительства. Самые важные вопросы, например, о земле, он обоснованно и правомерно откладывал до Учредительного собрания. А его политические конкуренты слева обещали эти вопросы решить немедленно и радикально.

Наиболее трудно объяснить главную ошибку Керенского: почему он, оставаясь убежденным демократом, не расслышал голос народа, в большинстве своем выступавшем против продолжения войны. Вот тут можно усмотреть некую непоследовательность Керенского-демократа. Здесь он проявил себя как государственник, что ему было несвойственно и что его и подвело. 

Керенский полагал, что, будучи главой правительства, он просто обязан исходить из геополитических интересов всей России, должен мыслить и поступать «по государственному», даже если это расходится с мнением масс. Подобная эклектика в поступках часто и бывает причиной провала политиков, особенно занимающих высокий государственный пост.

Из того, что писали про Керенского его «недоброжелатели», пожалуй, безоговорочно можно согласиться лишь с одним: он был позёром. Это правда. Чего стоило только его рукопожатие с швейцаром, когда он впервые вошел в министерство юстиции в должности министра. А его горделивая, им самим придуманная, наполеоновская поза! 

Керенский, оказывается, мечтал в молодости стать оперным певцом и брал уроки актерского мастерства. После того, как в газетах его поименовали «спасителем Отечества» и «солнцем свободы России», он, похоже, поверил в это и вошел в роль. 

Своими пламенными речами Александр Федорович доводил слушателей до экстаза и истерики. Он смог понравиться даже свергнутому им императору, Николай записывает в дневнике: «Этот человек положительно на своём месте в нынешнюю минуту; чем больше у него власти, тем лучше». 

Керенский понимал силу своего личного обаяния и уже в старости воскликнул: «Если бы тогда было телевидение, никто бы меня не смог победить!» Но телевидения тогда не было. Однако, позёрство ведь не главное в характеристике А.Ф. Керенского, а так – мелкие человеческие слабости. Его личная драма и трагедия русской революции были в другом.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 29 сентября.